Рушель Блаво - 33 способа превращения воды в лекарство

– Тот самый?

– Да, тот самый, – ответил Эдвард и солнечно улыбнулся. – Я знаю, что вы вели активную переписку с Вевельсбургом: оттуда близкие мне люди сообщили, что ваш человек трудится в архиве Аненербе. Из этого я сделал вывод, что вам уже знакомы мои донесения из Гессена 1943 года. Не так ли?

– Знакомы, – ответил за всех нас Мессинг.

– Я, признаюсь, не сразу понял, каковы ваши цели и кто вы. Поначалу решил, что вы какие-то проходимцы.

– Потому и хотели нас убить? Потому и подослали Ахвану, чтобы он завел нас к Мертвому озеру, где мы стали бы каменными изваяниями? – довольно резко спросил Петрович.

– Это, – отвечал Эдвард, – могло бы стать только крайней мерой. Я должен был во всем разобраться, прежде чем приказывать такое Ахаване.

– Почему же тогда меня убили? – не унимался Петрович.

– Это, господа, не моих рук дело. Вы ведь уже поняли, что здешние места контролируются не только мной: есть йоги, связанные с атлантами и хранящие озеро Прошлого, а есть каста йогов, задача которых – беречь Мертвое озеро. И если с первыми мы еще находим общий язык, то вторые живут сами по себе и кроме своего анабиоза ничего знать не желают. Именно йогин из этой касты и напал на вас. Ведь он был в красной чалме, не так ли?

– Да, этот был в красной чалме, – ответил за Петровича Белоусов, – но зато тот, который напал на меня у самого Мертвого озера, был без чалмы совсем. Из какой он касты?

– У берегов Мертвого озера, – размеренно говорил Эдвард, – могут быть только йоги, оберегающие именно это озеро, так что и ваш противник не имеет отношения ко мне. Я же, простите меня, был вынужден направить вас туда, к Мертвому озеру. Ахвана должен был сделать так, чтобы вы окаменели. После этого я планировал навести о вас справки. Конечно, окажись вы мошенниками, так и остались бы стоять истуканами; в противном случае я вернул бы вас к нормальной жизни. Миссия Хранителя не позволяла мне поступить иначе. Многие люди приходят сюда, желая получить воду ради того, чтобы потом обрести, например, власть над миром. Думаю, вы согласитесь со мной, что и в вашем случае мне нужно было все проверить.

– И вы проверили? – ехидно спросил Петрович.

– Да, проверил, – Эдвард был невозмутим. – Это не составило труда, но заняло довольно много времени. Просто нужно был найти ваши прежние отчеты об экспедициях. Они публиковались в России – пока я их заказал, пока получил, прошло время, только и всего.

– А откуда вы так хорошо знаете русский язык? – спросил Белоусов.

– Моим учителем в Гессене был профессор Николай Павлович Богоявленский, до 1917 года он служил в Российской академии наук, потом эмигрировал и до 1936 года работал в Гессене. Оттуда перебрался в Канаду, где до 1975 года – года своей смерти – заведовал кафедрой в университете Оттавы.

– Так вы ученик самого Богоявленского! – восхищенно произнес Мессинг. – Я в 69-м стажировался у него в Оттаве целый семестр. Постойте-ка, а не вы ли тот немец, который в начале 30-х годов смог в лабораторных условиях синтезировать газообразную субстанцию воды из Мертвого моря?

– Я, – скромно ответил Эдвард.

– Мне про вас рассказывал Николай Павлович! – восторг Мишеля нарастал с каждым произносимым словом. – И как же я сразу не понял, что Эдвард – это он, то есть вы! Ведь речь тогда шла именно о Гессене… Как же часто, коллеги, мы не оцениваем имеющиеся у нас факты должным образом…

После того как Мессинг «узнал» в Эдварде «того самого немца», отношения между нами и Великим Учителем были окончательно налажены. Корпоративность научного мира поистине безгранична. И это прекрасно!

Все вместе мы проследовали на территорию монастыря, где уже знакомый настоятель предоставил для нас отдельную пагоду, в которой мы смогли пообедать и выслушать рассказ Эдварда. Однако прежде всего Великий Учитель предупредил нас:

– Коллеги, я специально поднялся к вам сюда, хотя, согласитесь, мог дождаться вашего возвращения внизу, ведь тот отель, в котором вы останавливались перед подъемом, принадлежит мне, и там бы принял вас по всем законам гостеприимства. Но так сложилось, что именно сегодня вечером я должен быть здесь – в стенах этого монастыря. Потому что как раз сегодня должно по моим сведениям произойти одно очень важное событие.

– Как раз Ахвана, – заметил я, – по дороге сюда рассказывал нам о готовящемся столкновении Космоса и Хаоса.

– Ахвана, как всякий восточный человек, склонен к гиперболам, – сказал Эдвард. – Я пока не буду рассказывать, чего жду. Надеюсь, мы все увидим сами.

И как мы не сгорали от любопытства, но молча приняли правила игры. Тем более что и рассказ Эдварда вызвал у нас жгучий интерес…

Рассказ Эдварда

Мне повезло, что азы гидрологии я постигал под руководством самого профессора Богоявленского. После первых же недель общения с ним я понял, что вода – мое призвание. И, признаюсь, ни разу в жизни не пожалел о выбранной профессии. С самого начала был настолько увлечен работой, что даже не замечал происходящего в моей стране. Конечно, слышал, что к власти в Берлине пришла какая-то там партия, какой-то человек по фамилии Гитлер, но как-то не придавал этому значения, потому что верил только в науку, жил только ей и больше ничем. Думаю, что и профессор Богоявленский до какого-то момента не задумывался о происходящем в общественной жизни Германии. Однако когда мой учитель обратил на это внимание, то было уже поздно. Вернее, почти поздно, потому что Богоявленский все-таки успел уехать в Канаду. Профессор звал меня с собой, даже, я бы сказал, настоятельно звал, но я еще не понимал всей пагубности происходящего, потому остался в Гессене. После отъезда Богоявленского меня поставили на должность заведующего лабораторией. И совсем скоро нашими изысканиями заинтересовались люди из СС, еще точнее – из Аненербе. Они без труда убедили меня – тогда еще молодого человека – в том, что если я соглашусь сотрудничать с ними, то тем самым буду работать на безопасность Германии. Я наивно верил этим людям в черном, потому выполнял их заказы. Ну а потом началась война. И если вы думаете, что мои глаза на Гитлера, СС, Аненербе и все прочее тогда открылись, то глубоко ошибаетесь. Я, как кажется, в социальном плане даже поглупел: раньше я просто не интересовался политикой, теперь же свято уверовал в то, что только нацисты спасут мою страну от ужасных врагов с Запада и с Востока. Как следствие, и работу, которую я делал, я воспринимал как некое мессианское назначение спасения мира расой высокой от рас низких. Хоть я и гидролог, но расовую теорию изучил досконально, и, парадокс, она не вызвала тогда у меня никаких возражений.

На западе и востоке Европы гремели сражения, а я спокойно трудился в Гессене, сосредоточившись на поисках воды такой структуры, которая позволяет воздействовать на человека как позитивно, так и негативно. Кое-чего достичь удалось, но все это было не более чем искусственными построениями, результаты коих на практике почти никогда не давали достойного затрат результата. Тогда я понял, что воду надо искать не в гессенских кабинетах и моей голове, а в различных природных источниках. Составил записку по этому поводу и передал ее в Вевельсбург – самому Гиммлеру. Тот одобрил новое направление моих исследований, посему вскоре в разные страны были направлены специально обученные тройки эсэсовцев. Почему именно тройки? В этом плане Гиммлер поступал очень мудро: в каждой тройке обязательно находились историк, географ и гидролог. К тому же все трое должны были быть офицерами СС, то есть в их преданности делу и профессионализме воинском тоже не приходилось сомневаться. Справедливости ради только скажу, что почти все экспедиции оказались безуспешными в плане результата – поисков интересовавшей нацистов воды. Находили что-то другое, часто небезынтересное, но только не воду. Однако по первым же донесениям группы, посланной сюда, я понял, что вот эти парни на правильном пути. Время уже было такое, что я не спешил делиться радостью открытия со своим начальством в Вевельсбурге и решил действовать от своего имени хотя бы до той поры, пока не найдется вода, к которой в аспекте ее свойств будет уже не придраться. Гипотезами же мы все были к тому моменту сыты. Но вот неожиданно связь с тройкой аненербевецев, посланной на Южные отроги Гималаев, оборвалась. Подождав некоторое время, я решил сам идти сюда. Было это летом 1943 года, как вы и без меня уже знаете.