Виктор Бойко - Йога. Искусство коммуникации (Издание второе, исправленное)

«...Нельзя никаким конкретным действием обеспечить расположение всего существа к принятию благодати. Этому расположению присущ особый, сверхъестественный тип энергийного образа, который отличается глобальным единством всего множества энергий» (с.132).

«Как в страстном состоянии человек всецело предан и подчинён страсти, так в благодатном расположении он (по словам святителя Феофана) „исполнен самопреданием Господу, но, в отличие от страсти, это расположение хотя и доминантно, однако же, не имеет никакой здешней доминанты... Поэтому оно таинственно: любая деятельность, любая конкретная энергия, даже и направляющаяся к Богу, может на деле оказаться лишь отвлекающим „шумом“, препятствием и заслоном для благодати“.

Невольно вспоминается высказывание Набокова о Достоевском: «...Услышав вопль его ночной, подумал Бог: ужель возможно, чтоб всё, придуманное Мной, так страшно было бы и сложно?!»

Если подвижничество – крайне узкий сектор человеческого интереса, то йога предоставляет широкий выбор: оздоровление, разрешение жизненных проблем, душевный покой, просветление, контакт с Единым – в зависимости от того, куда ориентировать спонтанность.

Аскет уверен, что Бог везде, что всё сущее есть Он, именно эта уверенность порождает ощущение единства с миром. Не единства на том основании, что все живущие де-факто входят в мировой состав, но из убеждения, что весь мир – это Бог, куда включён и аскет, вот такое сложное подтверждение совершенно прозрачной ситуации.

Технология молитвы Иисусовой это некий замкнутый цикл, нечто подобное мне довелось наблюдать во время службы радистом в армии. Иногда, принимая сигнал с передатчика корреспондента и направляя ему ответный, мы вдруг получали от корреспондента фрагменты собственной информации, отправленной ему ранее, это загадочное явление называли «шлейф».

Исаак Сирин описывает три степени ведения (познания) в Умном делании. Низшая: «Познание противно вере» (см. у Кастанеды: «Учение всегда оказывается не тем, что от него ожидаешь»).

Средняя: «В бесстрастии вера поглощает ведение, и рождает оное снова» («Когда я не знал дзэн, горы были горами, а реки – реками, когда начал узнавать – горы перестали быть горами, а реки – реками, когда узнал – всё стало как прежде»).

Высшая: «Ведение сопрягается с верою, делается с ней одно, возгорается духом...» Такое ведение «Может воспарять в область бесплотных, касаться глубин неосязаемого моря, представляя в уме Божественные действия в естествах существ...» (с.128).

«С приближением к пределу духовного пути мы входим в область, где все мистические традиции как будто сходятся. Современные авторы постоянно подчёркивают близость, доходящую до буквальных совпадений между описаниями духовных состояний у мистиков самых различных эпох и религий. Но, различаясь в своей мифологии и догматике, традиции разнятся, как правило, и в представлении о том инобытии, куда часто ведёт и вводит духовное восхождение» (с.143).

С последним утверждением можно согласиться за исключением слов «как будто», поскольку состояние сознания в любом запрограммированном просветлении одинаково, а «наполнение» определено заранее атрибутикой соответствующего религиозного мифа.

«Тот, кто не видел Бога, не может и говорить о нём» (авва Евагрий). Если принять это утверждение за истину, то сегодняшняя церковь вообще является фикцией, ибо подлинное богословие – это не проповеди и богослужения, но «поведание о том бытии, в которое действием Святого Духа человек был введён» (с.148).

«От века святые... видят не начертание, или вид, или отпечаток, но безвидный (в данном случае, скорее всего – безобразный, не имеющий формы) свет. Он может созерцаться облаком, шаром и т.д. Этому свету соответствуют и эмоции – наслаждение, изумление, радость» (с.167).

«Каким-то сверхприродным знанием он (подвижник – В.Б.) точно знает, что видит свет, который выше света, но чем он видит, он точно не знает, и дознаться до природы своего видения не может» (с.169).

«Когда же приходим мы в отрешённую добродетель, тогда не приходит уже Он безобразным и безвидным... Но приходит в некоем образе ... в образе Бога, ибо Бог не является в каком-либо начертании или отпечатке, появляется как простой, образуемый светом, безобразным, непостижимым и неизреченным... Являет он себя ясно, узнаётся достаточно хорошо, видится чисто невидимый...» (Симеон Новый Богослов).

Интересная деталь: Бог, явленный подвижнику, узнаваем! А узнаваемо лишь то, что уже известно.

Резюме Хоружего не вдохновляет, хотя с ним нельзя не согласиться: «Действительно ли в мистическом опыте достигается и осуществляется актуальный онтологический выход – и в каком смысле, и к какому инобытию, – это суть глубокие и тонкие вопросы, до сих пор не нашедшие не только бесспорного ответа, но и обшей корректной постановки» (с.198). Значение обожения в аскетике до сих пор остаётся непомерно преувеличенным в глазах, как обывателя, так и самой церковной братии.

Итак, после ухода в подвиг начинается покаяние. Одновременно либо вслед за этим – борьба со страстями. Потом: молчание ума (собственно исихия), сведение его в сердце, непрестанная молитва, бесстрастие, чистая молитва, обожение (благодать).

Таким образом, продвижение к благодати имеет примерно столько же этапов, что и Раджа-йога. Но если, несмотря на авторитет йоги, статус дискурсивного познания в древней Индии был достаточно высок, то христианские мистики гораздо более категоричны в этом отношении.

«Меньшая роль познания и рассудочного мышления, более низкая оценка их религиозной значимости в числе главных отличий христианского вида религиозности» (с.211).

«Знание надмевает» (Григорий Палама). «Знание должно сочетаться с любовью к Богу, а верней – оно должно возродиться через любовь и идущую за ней благодать, и тогда станет совершенно иным, новым и боговидным» (Палама: «Триады», 1995, с.17).

«Если... аналитически-рассудочное мышление делает своим предметом духовный процесс, совершаемый в этом же сознании – течение процесса разрушается» (с.213).

«В состоянии самого видения не улавливается какой бы то ни было процесс мышления, то есть появления в уме понятий и образов. И, однако, по окончании сего состояния и ум, и сердце ощущают себя исполненными нового познания» (архимандрит Софроний).

«Претерпение незнания» или непознающее состояние – это терпеливое воздержание от работы ума, превращение ума в открытую готовность встретить Бога...» (Палама).

Общение с Богом ставилось выше всех прочих видов познания лишь потому, что подавляющая часть святоотеческих текстов была создана до развития науки. Ощущать познание и располагать им на самом деле в результате работы ума – состояния принципиально разные, но подвижники, будучи фанатиками, верили, что это одно и то же.