В Скрипалев - И снова холод полюбить

Эту "прогулку" по Сталинградской области мы делали по нужде: шел 1943 год. Мать несла от деда кое-какие припасы и взять на руки меня не могла… Когда ее контуры уменьшались на дороге до размеров куклы, я вскакивал и с ревом пускался догонять.

И странное дело: такой надрыв не кончился отвращением. Наоборот, взрослея и отправляясь на лето к дедушке пешком все тем же маршрутом, я все больше влюблялся в него. Сначала обращал внимание на окружающую природу, чтобы не заблудиться. Примечал, после дороги в лесу на пути из Урюпинска должно встретиться озеро, где на берегу из родника можно попить студеной воды.

Сразу за этой третью маршрута начиналось поле. И словно не было густых зарослей, боязни сбиться с пути, лесной прохлады. После короткого подъема на гору слева появлялся хутор Котовский с куполом его церкви. Поле наполняло пространство сухим жарким воздухом и стрекотом кузнечиков. Просторы казались бесконечными. В медоватый запах белых цветов и чебреца примешивалась горьковато-душистая полынь.

Ноги мерно, теперь уже приятно-устало отсчитывали шаги. Губы обвыклись с сухостью. Степь шла под уклон, вновь поднималась вверх, сопровождаемая сторожевым — — куполом Котовской церкви. Наконец на одном из холмов, впереди внизу, из-за низинного леса-займища показывалась колокольня Михайловской церкви. Та самая, с которой отстреливался дед Данила с "орленком красного Хопра" — Петькой Негробовым…

Вот она — центральная точка маршрута. Из нее еще видна Котовская церковь, прилежащая к Урюпинску, с которым ты расстаешься на лето. А впереди — глава Михайловской церкви. Такая вот связь времен…

Начинается спуск к лесу. Он пролегает мимо живописного Вдоволова. То ли в ходе длинного перехода степью ежедневные заботы постепенно вытесняются из сознания, то ли действительно это место располагает к раздумью, тянет к вечности. Первое напоминание о ней — кладбище справа. Оно стоит на пригорке, огороженное неровной стеной из разнообразных глыб камня-песчаника. Кресты над могилками самые разнообразные: от древних, покосившихся над заросшим лебедой холмиком до современных железных надгробий над ухоженными участками. Кое-где видны звездочки…

Лежат предки… Сколько десятилетий, сколько столетий? Может быть, со времен грозных набегов татар, когда лилась кровь, сжигались селения и люди уводились в рабство?

Казалось: все погибло, жизнь вымерла. Но нет! Упрямый дух казака возрождал былое, станицы отстраивались заново. И вот уже на спуске, у самой речки построена водяная мельница. Какие чувства она мне навевала!

Вечность. Я сидел у нее, любовался журчанием воды и ждал чего-то необычного… Вот сейчас придет мельник, откроет дверь, и потянутся к нему со всей округи обозы с мешками пшеницы…

Но мельница молчит, и я вижу заброшенный старый дом на обочине хутора. Окна его заколочены крест-накрест досками, забор повален. Не в город ли поспешили хозяева, перекрестив досками не только окна, и но и всю прошлую жизнь на природе? Как им там живется?

Вероятно, есть жилье с удобствами, модная одежда, продукты питания из магазина. Все есть, а душа — не на месте. Высокие дома, восхищавшие их после приезда, теперь заслоняют от них такие красивые зори над полем. Обилие встречных, с каждым из которых хотелось поделиться радостью переезда в город, превратилось в бесконечную толпу. От нее спешишь укрыться в квартиру-клетку. Казавшиеся такими красивыми болгарские помидоры, словно выращенные по шаблону, лишь жалко напоминают по вкусу о мясистых сладких домашних великанах…

По преданию, Антей терял силу, когда его отрывали от земли… Не поэтому ли чувствуют себя уехавшие хозяева временно живущими в городе? Хотя лет пошло и немало, а не приходит в сознание ощущение вечности бытия, такое естественное во Вдоволове и на этой дороге детства…

Идешь дальше по обочине прихоперского леса. На лугах встречаешь пасущихся коров. Далее — подъем в Краснояровку, рядом с которой, на высоком песчаном берегу Хопра, покоятся уже твои предки… Минута молчания…

Впереди — хутор с историческим названием Форштат. По преданию, Петр I основал его, направляясь в Воронеж на строительство своего южного флота… Михайловская церковь уже во весь свой возвышающийся рост притягивает: давай быстрей. Заходишь по пути к деду Антону и бабушке Наташе, которая "как сейчас" помнит своего легендарного брата Петьку. И вот она, Первомайская улица, на которой стоит срубленный дедом еще в пору звенящей юности дом…

Забег сжимает впечатления до размеров справочника-путеводителя. Восходящее утреннее солнце ласкает с правой стороны. День еще не вошел в силу. В Краснояровке встречаешь молодую цыганку и спрашиваешь: "Скажи, красавица, повезет ли мне сегодня?" Она, улыбаясь, отвечает: "Да".

В доме у деда я достаю из вещей приехавших родственников две майонезные баночки. В первой из них — мое дневное сегодняшнее питание мед. Его я выпью сейчас без бутербродов за парой чашек чая. Во второй - куриный жир. Им я разотрусь перед заплывом, у Краснояровки, у могил предков. Расчетное время старта — 11 часов. Это позволит мне, плывущему со скоростью 3,5 км/час (2,3 км/час — моя скорость; 1,2 км/час — скорость реки), преодолеть 35 километров реки за 10 часов — и быть дома засветло, в 21 час. Забегая вперед, скажу, что куриный жир держался на мне две трети маршрута. На плаву проведешь ладонью по коленке еще скользит…

После чая зашли к родственникам, живущим в станице. Один из них, Алексей Никитин, только что справил шестидесятилетие. В войну был разведчиком, чудом взбежал расстрела. Сейчас готовился к путешествию на машине по местам героической юности.

От него зашли к местному писателю Борису Лощилину. Это колоритная фигура. Еще в тридцатые годы он навещал земляка Шолохова в качестве корреспондента "Комсомольской правды". Патриот станицы Михайловская, он и летом и зимой хранит свою монашескую обитель — дом в зарослях клена и черемухи, в которых в майскую пору поют соловьи.

Постучишь громко в калитку и ждешь. Хозяин, громадина под метр девяносто, зимой в фуфайке на голое тело, летом — с обнаженным торсом — неторопливо идет открывать. Усадит гостеприимно и приготовится внимать своим добродушным, с чуть раскосыми глазами лицом. Вдруг откуда-то важно, походкой хозяина, появляется громадный пушистый рыже-белый кот. Степенно, без звука усаживается на колени хозяина, не удосуживая нас взглядом…

Выслушав мою затею с плаванием, не стал отговаривать. Своим громадным житейским и писательским опытом понимал: предприятие неотвратимо, как судьба. Бескрайне человеческое самоутверждение. Даже на мой подсчет, что за десятичасовой заплыв я совершу около 20 тысяч гребков-толчков, резонно провел параллель. "Твой дед, плотник Александр Александрович, своими руками построил столько домов в округе. Разве он, махая от зари до зари топором, меньше делал движений?"