Кристофер Макдугл - Рожденный бежать

— Вы бежали? — спросил учитель. Существо кивнуло.

— Весь день, — сообщило оно.

— Зачем? И куда? — расспрашивал Анхель.

Существо разразилось длиннющим рассказом, который Анхель счел в высшей степени занятным с точки зрения исполнительского мастерства, но вряд ли вразумительным с точки зрения сути повествования. Из всего Анхель сумел понять: одинокий странник либо законченный идиот, либо все же не такой уж и одинокий. Он утверждал, что у него есть еще кореш, он называл его Рамон Чингон.

— А тебя как зовут? — поинтересовался Анхель.

— Кабальо Бланко.

— Что ж, неплохо, — пожав плечами, сказал учитель. Кабальо не стал рассиживаться; едва глотнув еще немного воды и осушив вторую чашку пиноли, он сделал прощальный жест рукой и засеменил трусцой обратно вверх по тропе. Он притопывал и орал на ходу, как молодой жеребец, приводя в восторг ребятишек. Те заливались смехом и следовали за ним по пятам, пока он не исчез в дебрях.

— Итак, — завершил Анхель рассказ, — это Кабальо Бланко; он добрый малый, но, если можно так выразиться, слегка ненормальный.

— Так что, вы думаете, он все еще там? — спросил я.

— Определенно, — не колеблясь, подтвердил Анхель. — Вчера он был здесь. Я дал ему напиться из этой чашки.

Я оглянулся. Никакой чашки не было.

— И чашка тоже была, — настаивал Анхель.

Из того, что за несколько лет сумел выяснить Анхель, следовало, что Кабальо жил в хижине, которую построил сам где-то за горой Батопилас. Когда бы он ни появлялся в школе у Анхеля, он каждый раз был обут в сандалии, с накинутой на спину рубашкой и мешочком с сухой кашей, по-тараумарски подвешенным к поясу. Похоже, он жил с земли, по которой он бегал, завися от этого краеугольного камня культуры тараумара.

Земля — это почти как карма, и работает точно так же, но только в данный момент времени. Другими словами, ваш долг поделиться всем, без чего вы можете обойтись, причем сразу же и ни на что не рассчитывая: начать с того, что раз этот дар уходит из ваших рук, значит, он никогда и не был вашим.

Кабальо выглядел, одевался и разговаривал совсем не так, как тараумара, но в глубине души был одним из них. Анхель знал об этом от тараумарских бегунов, которые использовали хижину Кабальо Бланко в качестве места для отдыха во время долгих путешествий по каньонам. В свою очередь, и он находил радушный прием в каждом доме, где ему всегда давали и стол и кров, когда, бродяжничая в каньонах, Кабальо проходил по деревне Анхеля.

Анхель махнул рукой, резким взмахом очертив несусветную даль за рекой и вершиной каньона, в направлении земли, уже не принадлежавшей тараумара, откуда не стоило ожидать ничего хорошего.

— Там есть деревня, она называется Меса де ла Йербабуэна, — сказал он. — Ты знаешь об этом, Сальвадор?

— М-м-м-хм… — промычал Сальвадор.

— А тебе известно, что с ней случилось?

— М-м-м… — откликнулся Сальвадор, словно желая сказать: «О Господи, да!»

— Многие из лучших бегунов родом из Йербабуэны, — заметил Анхель. — У них там отличная тропа — по такой за день можно отмахать приличное расстояние, гораздо большее, чем здесь.

К сожалению, тропа оказалась настолько хорошей, что мексиканское правительство в конце концов решило ее обустроить и распорядилось превратить тропу в дорогу, покрыв толстым слоем асфальта. В Йербабуэне все чаще начали появляться грузовики, а в них — продукты, которые тараумара вообще видели очень редко, не то что ели: газировка, шоколад, рис, сахар, сливочное масло, мука. У жителей Йербабуэны развилась тяга к пьянству и удовольствиям, но для всего этого нужны были деньги, и, вместо того чтобы трудиться на своих полях, они занялись тем, что останавливали попутные машины и просили довезти их до Гуачочи, где работали судомойками и поденщиками или торговали кустарными поделками.

— Это было двадцать лет назад, — сказал Анхель. — Теперь там уже нет бегунов.

История Йербабуэны по-настоящему пугает Анхеля, потому что теперь ходят слухи, что правительство изыскало возможность проложить дорогу по дну каньона, упирающуюся прямо в это селение. Почему они собираются строить дорогу именно здесь, Анхель не знает. Тараумара она не нужна, ведь здесь живут они одни. От дорог в Медных каньонах выиграют только наркотузы и нелегальные лесорубы, что делает одержимость мексиканского правительства строительством дорог в глуши весьма странной — или, учитывая, сколько военных и политиков связано с торговлей наркотиками, отнюдь не странной.

«Именно этого и боялся Лумхольц», — подумал я. Сто лет назад прозорливый исследователь уже предостерегал, что тараумара грозит исчезновение.

«У будущих поколений не будет никаких других сведений о тараумара, кроме тех, что ученые нынешнего века сумеют получить из уст этого народа и изучая их предметы быта и обычаи, — предсказывал он. — Сегодня они выделяются как интересный реликт давно ушедших времен, как представители одной из самых важных ступеней развития рода человеческого, как одно из тех удивительных примитивных племен, которые были основателями и творцами истории человечества».

— Есть рарамури, которые уважают наши традиции меньше, чем Кабальо Бланко, — сокрушался Анхель. — Он это понимает.

Я тяжело сполз по стене школы Анхеля: ноги у меня подергивались, голова раскалывалась, — добираться сюда было весьма утомительно; а сейчас все выглядело так, будто поиски только начались.

— Нас здорово надули.

На следующее утро мы с Сальвадором отправились в путь, состязаясь с солнцем, кто быстрее доберется до края каньона. Сальвадор сразу задал бешеный темп, зачастую игнорируя прошлый опыт, «и, голыми руками цепляясь за едва заметные выступы, карабкался по отвесной скале, как каторжник, который, презирая опасность, взбирается по тюремному забору. Я старался не подкачать, несмотря на растущую уверенность, что с нами просто сыграли злую шутку.

Чем дальше мы уходили от деревни Анхеля, тем сильнее меня мучила мысль, что таинственная история о Кабальо Бланко — это последний рубеж обороны против разного рода чужаков, которые явились сюда, чтобы выведать секреты тараумара. Как и во всех грандиозных обманах, в истории об одиноком страннике поровну было намешано чего-то чудесного и совершенно невероятного. Однако новость о том, что в современном мире есть представитель древнего искусства тараумара, оказалась лучше, чем я мог ожидать, а это выходило уж слишком хорошо, чтобы в это можно было поверить. Кабальо Бланко казался скорее выдуманным персонажем, чем реальным мужчиной, заставляя меня думать, что Анхель, устав от моих расспросов, измыслил ловушку и направил нас за горизонт, понимая, что, когда мы наконец осознаем, в чем дело, от этого места будем уже далеко.