Кристофер Макдугл - Рожденный бежать

Но в отличие от большинства игроков Марселино не сбавлял скорость. Не зная усталости, он взлетал на холмы так же легко, как сбегал с них. Его ноги двигались как ножницы, удивительно коротким, семенящим шагом, который не выглядел дерганым, а был плавным. Для мальчика-тараумара Марселино был высоковат, и на губах его была усмешка, выдававшая нервное возбуждение от игры, — такая же, какая всегда появлялась у Майкла Джордана, когда останавливаются часы. Во время преодоления его командой заключительного этапа дистанции Марселино запулил шарик в сторону крутого склона большой скалы, чтобы тот отлетел как «от борта» влево, рассчитал рикошет и сумел принять собственный пас, поймав шарик на лету и пробежав немалое расстояние за считаные секунды по каменистой тропинке.

Тыльной стороной томагавка Анхель ударил по железному бруску. Игра закончилась. Дети гуськом потянулись в школу. Те, кто постарше, несли дрова для школьного открытого очага. Кто-то отвечал на наши приветствия; многие же впервые услышали испанские слова, лишь когда пришли в школу учиться. Марселино, однако, вышел из строя и подошел к нам. Анхель уже рассказал ему, что мы затеяли.

— Счастливого пути, — сказал Марселино. — Кабальо Бланко — друг моего отца.

— Что он имеет в виду? — спросил я Сальвадора. — Что Кабальо — это легенда, которую знает его отец?

— Нет, — ответил мне Сальвадор. — Кабальо им друг.

— Кабальо Бланко — добрый друг твоего отца? — уточнил я.

— Да, — кивнул Марселино, прежде чем исчезнуть в дверях школы. — Этот мужик что надо!

Ладно, подумал я в тот же день ближе к вечеру. Возможно, Анхель и обманул бы нас, но у меня не было причин не доверять Факелу — так я прозвал Марселино. Анхель нам сообщил, что Кабальо скорее всего направляется в городок под названием Крил, однако нам надо спешить, чтобы догнать его.

Но в одном он меня точно не обманул. А понял я это, ощутив удивительную силу в ногах. Прямо перед началом нашего долгого восхождения прочь из каньона он дал мне помятую жестяную миску с чем-то таким, что, по его словам, наверняка поможет.

— И ты будешь таким же, — уверил он.

Я заглянул в миску. Она была до краев наполнена какой-то вязкой слизью, похожей на рисовый пудинг, но только без риса, с множеством пузырьков с черными точками. Я был почти уверен, что это плавали лягушачьи икринки с полувылупившимися лягушатами. В любом другом месте я бы подумал, что кто-то решил подурить, поскольку все это выглядело не слишком-то привлекательно. В лучшем случае это было нечто вроде какого-то сброженного корня, смешанного с речной водой, а значит, если, ощутив вкус этой бурды, я и устою на месте, то уж бактерия как пить дать свалит меня с ног.

— Колоссально, — восхитился я, озираясь в поисках кактуса, за который можно было бы вывалить эту жижу. — Что это?

— Искиате.

Звучит знакомо… И вдруг я вспомнил. Однажды неутомимый Лумхольц, пошатываясь от голода, забрел в дом тараумара в поисках пищи. Он прошел половину своей изнурительной экспедиции, а впереди неясно вырисовывалась гора, на которую ему предстояло взобраться в течение ночи. Лумхольц немилосердно устал и впал в отчаяние: на восхождение не осталось сил, а способа восстановить их он не видел.

«Как-то вечером я зашел в пещеру, где какая-то женщина готовила это питье, — писал впоследствии Лумхольц. — Я буквально валился с ног и в полной растерянности размышлял, как бы мне подняться по горному склону в свой лагерь. Но, утолив голод и жажду этим самым искиате, я сразу ощутил невероятный прилив сил и, к величайшему моему удивлению, без особого труда одолел немалую высоту. После того случая я всегда прибегал к помощи искиате, настолько хорошо освежающего и укрепляющего, что я вполне мог объявить его важным открытием».

— Я оставлю это на потом, — сказал я Анхелю. — «Ред булл» домашнего производства! И я должен это попробовать. — Я перелил искиате в плоскую фляжку, наполовину наполненную водой, которую я уже обеззаразил йодом в драже, после чего добавил для верности еще пару крупинок. Я устал как собака, но, в отличие от Лумхольца, не был столь безрассуден, чтобы рискнуть подцепить хроническую диарею из-за бактерий.

Несколько месяцев спустя я узнал, что у искиате есть и другое название — чиа фреска. Его готовят, растворяя в воде семена чиа с небольшим количеством сахара и шипучки из лайма. С точки зрения питательной ценности столовая ложка чиа соответствует кашице из лосося, шпината и человеческого генно-инженерного гормона роста. Эти крошечные семена буквально напичканы омегами-3, омега-ми-6, протеином, кальцием, железом, цинком, клетчаткой и антиоксидантами. Если бы вам нужно было подобрать всего один съестной припас для пребывания на необитаемом острове, вряд ли бы вы приготовили что-нибудь лучше чиа, по крайней мере если бы вы были заинтересованы в наращивании мышц, снижении содержания холестерина и уменьшении риска развития болезней сердца. Просидев несколько месяцев на диете из чиа, вы, вероятно, смогли бы доплыть до дома. Когда-то чиа ценился так высоко, что ацтеки подносили его своему королю в качестве дани. Ацтеки-бегуны обычно грызли семена чиа перед сражениями, а хопи [13] Племя североамериканских индейцев. подкреплялись им во время легендарных переходов от Аризоны до Тихого океана. Мексиканский штат Чиапас фактически получил название от этих семян — как товарную культуру там их ценили ничуть не ниже, чем кукурузу и бобы. Несмотря на статус жидкого золота, выращивать чиа до смешного легко; если у вас есть домашний чиа, то от порции дьявольского напитка вас по-хорошему отделяют всего несколько шагов.

И притом он чертовски вкусен, в чем я убедился, когда йод растворился достаточно, чтобы я мог позволить себе сделать пару глотков. Даже с йодистым послевкусием искиате напоминал фруктовый пунш с приятным привкусом лайма. Быть может, возбуждение от погони тоже внесло свою лепту, но через несколько минут я чувствовал себя фантастически. Прошла даже вяло пульсирующая головная боль, мучившая меня все утро после ночи, проведенной на холодном грязном полу.

Сальвадор упорно гнал нас вперед, спеша наперегонки с дневным светом к краю каньона, и мы его почти догнали. Но в какой-то момент, хотя на дальнейший подъем в запасе у нас оставалось добрых два часа, солнце вдруг скрылось, погрузив каньон в темноту, настолько глубокую, что разглядеть удавалось только меняющиеся оттенки тьмы. Мы немного поспорили, стоит ли разворачивать спальные мешки и устраивать привал прямо на этом месте, однако час назад у нас кончились продукты и вода, а температура уже опустилась так низко, что мы стали мерзнуть. Если бы мы смогли ощупью проползти дальше, то света, падавшего над краем каньона, нам хватило бы, чтобы выбраться наверх. Так мы и решили сделать. Идея всю ночь стучать зубами от холода на узкой тропе на краю скалы меня не прельщала.