Дайана Джессап - Пес, который говорил с богами

это боги.

— Привет, папочка.

Севилл быстро обернулся, и на лице его вспыхнула неподдельная радость.

— Как поживает моя маленькая кнопка? — спросил он, кивнув Тому, стоявшему в дверях позади нее: тот может уйти. Его ассистент встречал девочку у входа в корпус, куда мать привозила ее каждую третью пятницу месяца. В понедельник утром Севилл отвозил ее в частную школу — так им с бывшей женой удавалось не встречаться, что вполне устраивало обоих.

Том исчез — в такие дни он уходил раньше, — и маленькая девочка вприпрыжку побежала в комнату, даже не оглянувшись.

— Хорошо, — пискливо ответила она отцу, как это делают семилетние. Севилл стоял у окна и, прищурившись, читал «Журнал экспериментальной психологии», где напечатали письмо из университета Тафта в поддержку Котча с комментариями к его предыдущей статье. Имя Севилла упоминалось без особого уважения. Невыносимо. Севилл вздохнул, отложил журнал и прижал к себе девочку. Она восторженно смотрела на него. Такие же потрясающие светло-серые глаза, как у него.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Работаю. — Он чуть отодвинулся, положив руку на ее блестящие темные волосы, и рассматривал девочку.

— Я проколола уши.

— Да, я вижу. Теперь ты стала совсем большая.

— Больно.

— Представляю себе. Прокалывать разные части тела острыми предметами обычно бывает больно. Ты плакала?

— Не знаю, — сказала она уклончиво. Она вытянула правую руку ладонью вниз, растопырив пальцы.

— И еще у меня есть кольцо. — Недорогое детское колечко блестело у нее на среднем пальце.

— Хм. Кто тебе его дал? — Боб.

— Боб, значит?

— Да, и еще он сказал, что подарит мне котенка. Севилл бросил журнал на стол. Он чувствовал, что его атакуют со всех сторон.

— Очень мило, — сухо сказал он, — Послушай, я схожу в соседнюю комнату, включу резервное оборудование и соберу инструменты. Я хочу, чтобы ты сидела здесь, на этом стуле, и ждала меня. Я вернусь через минуту. Сделаешь это для меня?

— О'кей. — Она взобралась на стул и уселась поудобнее.

— Я серьезно, Кристина. Ты будешь сидеть на этом стуле, пока я не вернусь. В этой комнате. — Он предусмотрительно убрал предметы, до которых она могла дотянуться.

— Угу. — Он хотел бы услышать больше послушания в ее голосе. Севилл вышел из комнаты, обернувшись в дверях. Дочь сидела на стуле, кроткая, как ангел, но ее яркие, умные глазки уже обшаривали комнату. В тот момент, когда дверь за отцом закрылась, Кристина спрыгнула со стула и подошла к столу, заваленному всем подряд. Заметила несколько инструментов на краю, обрезки изоляции с проводов. Осмотрела электронные приборы, увидела тумблеры и ручки, протянула руку и нажала на несколько кнопок. Потом на другие. Рассмотрев все, что лежало на столе, девочка повернулась к дверям в соседние комнаты. Быстро подошла к одной и заглянула в узкое окошко. Внутри она увидела собак и, обрадованная, вбежала внутрь.

Отец никогда не позволял ей смотреть на этих животных — не только запрещал ей трогать их, но даже не разрешал входить к ним в комнату. Она так любила животных, а он даже не пускал ее к ним. Поэтому теперь она решительно вошла внутрь: ей хотелось погладить собачек.

Она подошла к первой металлической клетке и увидела в ней полосатого золотисто-черного питбуля.

— Привет, — сказала она.

Дамиан замер на месте. Вся его жизнь сосредоточивалась на людях, которые входили через эту дверь. Мужчины — с намерением сделать с ним что-нибудь. Он знал всех мужчин и некоторых женщин, которые здесь появлялись, и предполагал, что они могут с ним сделать. Но тут было что-то новое, что-то странное, и оно приводило его в замешательство. Существо было таким маленьким, таким непонятным. Он не видел детей, с тех пор как потерялся в лесу, и совсем забыл, какие они бывают.

Кристина хотела потрогать собаку. Просунула маленькую ладошку сквозь прутья, но Дамиан отступил в глубину клетки. Пес неохотно позволял кому-либо в этом помещении к себе прикасаться. Ни секунды не сомневаясь, Кристина отыскала защелку и распахнула дверь настежь.

— Привет, — снова сказала она.

Ее запах волной окатил Дамиана.

Севилл.

Этот маленький человечек был его — принадлежал ему. Пес пытался отступить еще дальше, прочь от приближающейся опасности, а Кристина ползла следом. Дамиан ничего не знал о том, как дети играют с собаками, но Голос говорил ему, что это юное существо, похожее на щенка, не должно пострадать.

Забравшись в клетку, Кристина уселась рядом с собакой и стала гладить ее шею и мощные плечи. Ей нравился теплый, гладкий мех, и она не подозревала, как напряжен Дамиан. Девочка сидела совсем рядом в маленькой металлической клетке, и Дамиан чувствовал себя в западне. Но подлинного страха он не испытывал. Выждав немного, он расслабился и осторожно потянулся, чтобы обнюхать ее лицо и волосы.

— Щекотно! — закричала Кристина, отталкивая его. — Не надо!

Но она смеялась и продолжала его гладить. Губы Дамиана раздвинулись в широкой собачьей ухмылке, и он сидел спокойно, с задумчивым выражением на улыбающейся морде, терпеливо принимая ее внимание. Ребенок ему нравился.

Дверь в комнату распахнулась, девочка и собака одновременно вздрогнули. Севилл стоял и смотрел на них, широко раскрыв глаза. При виде дочери, сидящей в клетке с питбулем, его лицо посерело.

— Кристина!… — выдохнул он, бросился вперед и выдернул ребенка за руку из клетки. Зрелище напугало его, а страх привел в бешенство. — Что это ты делаешь? — Зло спросил он, встряхнув девочку.

Кристина перепугалась. Отец крайне редко повышал на нее голос, но она знала по опыту, что папа может быть непредсказуем и свиреп. Его эмоции передались ей, она отпрянула, внезапно разразившись слезами. Севилл наклонился к ней, продолжая держать ее за руку. — О чем ты думала? Ты хочешь, чтобы он тебя укусил или еще похуже? — Он говорил громко, рассерженно; девочка рыдала.

Когда Севилл неожиданно вошел, Дамиан съежился в углу. Но теперь он видел, как разъяренный Севилл грубо держит ребенка, и эта картина тронула пса до глубины души, а первобытный инстинкт поднял его на ноги. Внутренний Голос не позволил ему подумать ни о том, что он делает, ни о том, кому он делает это, и Дамиан подался вперед, в ярости оскалив зубы. Он остановился у открытой дверцы, требуя, чтобы мужчина отпустил ребенка.

— Господи Иисусе! — Одним быстрым движением Севилл захлопнул дверь клетки перед неподвижной собакой и быстро задвинул щеколду, а потом выбежал из комнаты, прижимая к себе дочь. Он тяжело дышал. Зловещий образ рычащего зверя стоял у него перед глазами. С девочкой ничего не случилось, но признательности к собаке он не чувствовал. Думал только о том, как вовремя вернулся, о силе собаки, мощных челюстях и короткой могучей шее. Севилл был врачом и хорошо представлял себе, что могло бы произойти с девочкой, если бы он не вмешался. Его родительский инстинкт восставал против животного, и Севилл гнал от себя саму мысль о собачьих зубах, раздирающих мягкую плоть ребенка. Чейз был прав: из-за этого пса может произойти что-нибудь ужасное. Разъяренный, в приступе животного страха, Севилл поклялся, что уничтожит собаку.