Иван Затевахин - Собаки и мы. Записки дрессировщика

Замечу, что тогда, в 80-е годы, дрессировка с «бридж-сигналом» буквально воспламенила умы крайне немногочисленных «посвященных». Остромодно было, используя оперантный метод, пытаться «дрессировать» своих знакомых и друзей. К примеру, я, заразившись этой игрой после прочтения книги Карен Прайор, в свою очередь «заразил» ею своих товарищей по Институту океанологии: играя в дрессировщиков со свистком, мы таким образом в свободное от вахт время развлекались во время довольно утомительной Антарктической экспедиции на НИС «Дмитрий Менделеев». Забавно было путем серии условных подкреплений, о которых мы договаривались заранее, заставить человека выполнить какое-нибудь дурацкое действие – забраться на лабораторный стол и топнуть ногой, снять с соседа ботинок и т. д.) Эта практика впоследствии пригодилась мне, когда пришлось работать с дельфинами (эпизодически), другими морскими млекопитающими и (регулярно) с собаками, используя «бридж-сигнал».

Тут следует заметить, что единственной (подчеркнем это слово) и господствующей идеологией дрессировки в нашей стране вплоть до 1980-х была дрессировка по методу выработки условных рефлексов, выражением которой был контрастный метод. Суть его заключалась в том, что с помощью механических воздействий собака выполняла прием, который затем подкреплялся лакомством. Например, для того чтобы объяснить собаке, что нужно делать по команде «Сидеть», ей подавали команду, затем дергали поводком вертикально наверх, другой рукой давили на круп и сразу давали лакомство. Считалось, что таким образом у собаки вырабатывается условный рефлекс на команду, подобно тому как у «собаки Павлова» вырабатывался условный рефлекс – слюноотделение – в тот момент, когда в лаборатории загоралась лампочка, потому что после того, как загоралась лампочка, собаку кормили.

Вы будете смеяться, но на самом деле контрастный метод – это один из вариантов оперантного научения, потому как тут не происходит в чистом виде замена безусловного рефлекса на условный, как того требует павловская методика, а формируются новые формы поведения! Но это к слову, и не об этом сейчас речь…

В результате довольно схематичных, «механистических» представлений о поведении собак вся дрессировка иногда выливалась в скрашиваемую лакомством, довольно жесткую систему принуждений. Вы удивитесь, дорогие читатели, но этот подход в практически девственном виде сохранился у ринговых и КНПВшных тренеров Западной Европы.

Таким образом, до 80-х большинство наших дрессировщиков не предпринимали никаких попыток гибкого решения проблемы, не допускали никакого отступления от методики. Нет, конечно, были среди них самородки, особенно среди любителей трюковой дрессировки, по наитию использовавшие многое из того, что потом шагнуло в массы, но в целом картина была такая: как я описал.

Пока поголовье собак позволяло работать таким образом (в качестве служебных, а о них в основном идет речь) – подобно тому как позволяет использовать такие методы современным западноевропейским ринговым тренерам, – все было нормально. Как только качество поголовья собак резко понизилось – как раз к 1980-м, – то «простые» методы обучения вдруг перестали работать.

О том, что поведение собак, да и вообще животных, гибко, пластично, многообразно и порой вполне осмысленно, а в чистом виде условный рефлекс – это скорее понятие физиологическое, знали лишь профессиональные биологи и в их числе только-только появившиеся в нашей стране этологи. И это несмотря на то, что в СССР работала и совершала интереснейшие открытия группа исследователей под руководством Л.В. Крушинского, пожалуй, впервые в мире, предложившего для описания поведения животных, решающих сложные задачи, термин «элементарная рассудочная деятельность».

Однако пока биологи спорили о том, как и в каких терминах правильно описывать поведение животных, пребывающая с начала XX века в «замороженном» методическом плане и, главное, чувствующая там себя весьма комфортно основная масса участников дрессировочного процесса при малейших попытках отступления от канонов крутила вслед новаторам пальцем у виска (в лучшем случае) или писала доносы в советскую прессу об отступлениях от «отечественных традиций» с легко читаемой между строк просьбой принять меры.

Молодому поколению тренеров наверняка странно будет это читать, они вовсю пользуются и «бридж-сигналами», и другими дрессировочными новациями как чем-то само собой разумеющимся, однако даже в начале 2000-го ситуация была иная.

…Одним осенним днем в конце 80-х годов в старом московском дворе одного из домов на Оружейном переулке я и В.С. Варлаков обсуждали прошедшее дрессировочное занятие. Вокруг нас крутилась юлой миттельшнауцер Санька, любимая собака Валеры, которую мы недавно водили на выставку. К слову, посещение этого мероприятия окончательно закрепило мою устойчивую неприязнь к подобного рода действам.

– Валер, угомони ее, поговорить не дает, – взмолился я.

– Да, шустрая собачонка, – с фирменным прищуром улыбнулся Варлаков.

– Чего-то делать с ней надо, на выставке меня в конец умотала, ни минуты покоя, – сказал я. На выставке я помогал Варлакову водить Саньку по кругу. Термина «хендлинг» тогда в лексиконе отечественных дрессировщиков и представителей шоу-кинологии еще не было. Вот я и водил.

– Ну да, надо, конечно, а то неудобно перед народом, – задумчиво сказал Валера.

– Сапожник без сапог, классика, – резюмировал я. При этих словах Санька оперлась передними лапами о ногу хозяина и, заложив назад уши, уставилась из-под челочки преданным взглядом в глаза Варлакову, энергично виляя при этом обрубком хвоста.

– Вот зараза, – добродушно сказал Валера, – вот что с ней делать?

– Может, просто взяться посистематичнее как-то, время выделить…

– Не, я с ней одну штуку пробовать начал, – сказал Варлаков, – думаю продолжить, посмотрю, что выйдет.

– Какую? – спросил я заинтересованно. Варлаков, к слову, был не только мэтром дрессировки, но и неплохим знатоком человеческой психологии. Он знал, что настоящий мастер должен быть загадочен. Рассказывать о придумках он не спешил, любил заинтриговать слушателя. Во время и после правильной подготовки аудитории продемонстрированный трюк способен увлечь последователей куда сильнее, нежели детальный и будничный разбор полетов.

Надо сказать, что искусством объяснять своим адептам, что только им доступна сокровенная истина и знание чудодейственных дрессировочных трюков Валерий Степанович владел в совершенстве. В поздние годы за ним постоянно ходила чуть ли не с блокнотиками небольшая толпа почитателей, записывающих откровения мэтра. Некоторые, впрочем, переросли этот этап и стали неплохими специалистами. Но в тот момент аудиторию Варлакова составлял только я, тогда еще аспирант, изучавший поведение животных профессионально и хорошо знакомый к тому времени со всеми особенностями фирменного подхода наставника к трансляции знаний. Как мне казалось, со мной играть в эти игры особого смысла не было, наоборот, учитывая мой извечный скепсис, продуктивнее было «размять» ситуацию. Может быть, поэтому, немного помявшись, Варлаков произнес: