Всеволод Языков - Курс теории дрессировки собак. Военная собака

Если мы оглянемся назад и проследим весь путь организации дела применения служебных собак (всех ведомств) в СССР, с момента его возникновения, то увидим, к какому колоссальному скачку вперед пришли мы за последние годы.

Имя этому достижению — «Постановка дела на принципах научных обоснований». Более 20 лет все дело развивалось внеплановым, случайным порядком, не имея твердого основного стержня ни с организационной, ни с учебной стороны. Никто не мог сказать, а главное доказать, почему для данного приема нужно сделать то или иное действие и что, вообще, является заставляющим фактором в данном приеме. Все достижения вырабатывались по слепой указке «старых» работников этого дела, т. е. людей, которым кустарно удалось достигнуть тех или иных практических результатов от своих собак. Свои приемы и подходы они старались не передавать молодым работникам, окружая их таинственностью, а если и передавали, то не полностью, втихомолку, «без права передачи» или просто «продавали» их.

Сами по себе практические подходы носили почти исключительно субъективный характер и будучи удобными и легко применимыми для одной собаки — не были годны для другой, благодаря разности их психических состояний. Это приводило к тому, что при неудавшемся «подходе» обычно браковали собаку, а то и молодого дрессировщика, не производя слишком глубоко анализа причин неудачи.

Все это создавало бездоказательность, диллетантизм и, я бы сказал, безответственность.

В свое время в свет был выпущен труд Р. Герсбах, который в свое время и сыграл чрезвычайно большую роль в развитии и упорядочении дела применения служебных собак. К сожалению, при объяснении построения приемов обучения, Герсбах указывал, «как» нужно их делать, но не говорил «почему» именно требуется то или иное действие. Это приводило молодого дрессировщика к механической выучке производства приема, не уясняя его смысла.

Долгие годы, обычно, молодой дрессировщик «саморазвивался», делая попытки анализировать свои практические подходы и добравшись «до истины» и поняв кусочек ее, бережно прятал и свято хранил его, дорого продавая «свои достижения».

Конечно, такое положение вещей нельзя было считать нормальным, но это как-то не замечалось, ибо, с одной стороны, дело все же понемногу шло и развивалось, а с другой, — правительственные круги дореволюционного времени глубоко в дело не вникали, да и все это в целом носило получастный, полугосударственный характер.

После революции дело, построенное на таких шатких основах, естественно, рухнуло чрезвычайно быстро, оставив вместо ста, — восемь жалких питомников, из которых пять имело по 1-2 собаки.

Когда в 1922 году все дело путем большого труда стало централизованным и постепенно разбилось на ряд ведомственных питомников, став на госбюджет, — естественно, нужно было начать ставить все дело заново и ставить на какие-то твердые и определенные рельсы.

Но этих рельс не было. Под руками был старый Герсбах и «таинственные ширмы» старых кустарей.

Но вот в 1924 году, в период бесплодных исканий, блеснул светлый луч. Этот луч упал на ту единственную науку, которая только одна могла твердо и верно определить все без исключения вопросы, связанные с дрессировкой, и выявить причины некоторых закономерностей. Имя этой молодой науки было «Учение о высшей нервной деятельности» (рефлексология). Все без исключения основные положения только в ней одной находили твердые и верные ответы, которые были ясны, определенны, безотказны и незыблемы в своей доказательности. И вот на основе ее, в период 1924-25 года выросла «Теория дрессировки», заключающая в себе ныне: 1) Общий курс теории дрессировки и 2) Теорию техники дрессировки.

Впоследствии, конечно, история нашего дела более подробно опишет возникновение «Теории дрессировки» и те неимоверные трудности, с которыми она пробивала себе дорогу. Меня нередко просили мои ученики и товарищи ответить на следующие два основные вопроса: 1) дать точное определение цели теории дрессировки и 2) о согласованности теории с практикой. С одной стороны, пользуясь случаем для ответа, а с другой, считая необходимым указать на это, я говорю, что цель обучения теории дрессировки будет достигнута тогда, когда дрессировщику, получившему новое задание на разработку любого приема, не придется искать и спрашивать уже «готовых» к этому технических подходов, зачастую непригодных для его собаки, а он сможет проработать их совершенно самостоятельно, учтя степень возбудимости своей собаки, границы ее высшей нервной деятельности (в области воспитания условных рефлексов) и сам найдет, в зависимости от характера и особенностей (физиологического состояния собаки), те необходимые возбудители, которые вызовут желаемую реакцию (действие) и послужат к образованию нового приема. Другими словами, такой научно-подготовленный дрессировщик, зная общие причины («почему»), которые вызывают у собаки исполнение желаемых действий, сможет сам легко и свободно, не сделав ничего лишнего, подобрать нужный технический «подход». При таком понимании вещей поведение (в смысле реакций организма на возбуждения, идущие извне) собаки будет всегда и в полной мере понятно, и дрессировка легка и безошибочна. Говоря по второму вопросу о согласовании теории и практики, мне приходится указать, что эти два фактора обучения построены на принципах «практической теории и теоретической практики». Этим, я думаю, ответ достаточно определен. В этой теории нет нежизненных предпосылок. В этой практике нет необоснованных, бездоказательных действий, — вот и все. Для правильной, рационально поставленной дрессировки нужно знать «психологию» собаки, чтобы быть понятным ей в своих требованиях и действиях. В связи с этим и все упражнения нужно строить способами, понятными ей, применительно к границам ее психического миропонимания. Но как к этому подойти? Изучение «психологии» всегда начинается с понятия о «сознании». Это понятие может быть достигнуто только путем личного самоанализа. Такой метод называется «субъективным», он наиболее прост для вывода заключений, наиболее удобен, но и… наиболее ошибочен.

Обычно, при таком методе, поведение животного путем психологических сопоставлений сравнивается с поведением человека; и, зная «по себе», что обычно возбуждает человека к данным действиям, обычно приписывают те же причины и собаке.

«Какие умные собаки, они при наступлении щена устраивают гнезда, очищают родившихся щенков, перегрызают пуповину и т. п.» — так говорит обыватель, забывая об инстинктивных (рефлекторных) действиях (инстинкты материнства, сохранения рода).