Эрик Найт - Лесси

— А теперь — тихо! Пшла! Лежать! В конуру — и лежать! Пшла!

Так как собака и виду не подала, что слышит его, Хайнз подошел к ней поближе и поднял руку, как будто для удара.

Лесси медленно обернулась, и из ее груди пошел густой бас, а губа ее поползла вверх, и из-под нее засверкали крупные белые зубы. Уши ее оттянулись назад, а грива на шее медленно встала. Густой бас завыл громче.

Хайнз остановился и высунул язык промеж своих оскаленных зубов.

— Ага, ты злишься, вот ты как? — сказал он.

Тогда Присцилла зашла вперед и стала между ним и решеткой.

— Поостерегитесь, мисс Присцилла, я б на вашем месте не подходил слишком близко. Только гляньте сейчас на нее, и она как подскочит да и выдернет у вас клок мяса — если я знаю собак. А уж я их ого как знаю! Я бы хотел, чтобы наша славная барышня отошла подальше, покуда я не управился с этой колли. Уж вы держитесь-ка, мисс, в стороне.

Хайнз отвернулся. Присцилла долго стояла на месте. Потом тихонько подошла к проволочной ограде. Она продела пальцы в сетку, так что они почти коснулись Лессиной головы.

— Поди сюда, дружок, — сказала она ласково. — Поди сюда! Ко мне! Я тебя не трону! Ко мне!

Собака притихла, легла на землю. На одну секунду ее большие карие глаза встретились с синими глазами девочки. Но дальше собака ее уже не замечала и с видом терпеливого величия лежала за оградой. Она не мигала глазами, не поворачивала голову. Она лежала, уставив взгляд на то место, где в последний раз видела Сэма Керраклафа и его сына.

На другой день Лесси лежала в своем дворике под майским солнцем, игравшим на ее шерсти. Ее голова покоилась на лапах. Кончик носа был обращен в ту сторону, куда ушли накануне вечером Сэм Керраклаф и его сын. Уши ее были подняты и наклонены вперед, так что, хотя тело оставалось в покое, все ее чувства — и зрение, и слух, и нюх — были насторожены, готовые уловить что-либо, что могло бы указать на возвращение хозяев.

Но полдень миновал, кругом была тишина. В воздухе стояло жужжание ранних пчел, пахло сыростью английской деревенской стороны. Больше ничего.

Вечерело, и Лесси зашевелилась. Что-то внутри подталкивало ее, как будто предостерегая. Это было что-то неясное, неопределенное, вроде того, как мог бы звонок будильника, еще не разбудив, смутно сквозь сон тревожить человека.

Вдруг Лесси подняла голову и повела носом по ветру. Но это не дало успокоительного ответа на то, что безотчетно зашевелилось внутри.

Она встала, медленно подошла к своей конуре и легла там в тени. Но и это не принесло покоя. Она опять встала и прошла на солнечную сторону; но ответа не было. Странное душевное беспокойство толкало настойчивей. Она начала шагать по выгулу, кружить, прохаживаться вдоль крепкой проволочной ограды. Та внутренняя сила принуждала ее ходить и ходить, делать круг за кругом по клетке. Потом в одном углу она остановилась и уцепилась лапой за проволоку.

Как если бы это послужило сигналом, она теперь вдруг поняла свое желание. Уже время! Время идти за мальчиком!

Не то чтобы она так прямо и подумала это, как мог бы подумать человек. Она знала это только слепо. Но внутреннее побуждение завладело ею целиком и прогнало все прочее из ее чувств и сознания. Она только знала, что пора идти к школе, как она ходила изо дня в день столько лет!

Лесси крепко уцепилась за сетку, но сетка не подалась. Память говорила собаке, что раньше она убегала на волю так: уцепится когтями, подергает решетку, потом подроет, протиснется снизу, приподнимая сетку своею мощной шеей и мускулами спины, и окажется на воле.

Но Хайнз отрезал этот путь к свободе. Он укрепил сетку ограды более толстой проволокой и по всей ее длине натыкал в землю толстых кольев. Сколько ни цеплялась Лесси, сколько ни тужилась, ничего не выходило. Как будто неудача и потеря времени подстегивали ее энергию, Лесси металась по дворику. Она скребла повсюду, где, как подсказывал инстинкт, могла быть дорога к спасению, но Хайнз укрепил все такие места.

Она яростно вскинула голову, чтобы полаять в бесплодной злобе, потом взвилась на дыбы и попыталась, стоя на задних лапах, а передними упершись в сетку, заглянуть поверх нее.

Если можно подо что подлезть, то можно и перелезть через это!

Собаки могут знать такие вещи не потому, что постигли их путем логического рассуждения, и не потому, что кто-то им это сказал. Даже до самой умной собаки они доходят очень медленно, через неясный инстинкт или через выучку, полученную в ее собственной короткой жизни.

Так сперва туманно, потом более отчетливо собаке пришла на ум новая мысль. Лесси подпрыгнула и опять упала наземь. Решетка была в шесть футов высотой — прыгнуть так высоко колли не под силу. Вот борзая, русская или ирландская, та легко перемахнула бы через такую преграду. Собак растят годами, создавая разные породы для разных нужд. Колли принадлежат к группе так называемых «рабочих собак», которых выращивали веками, чтоб они трудились бок о бок с человеком, понимали его слова, его знаки, были бы сообразительны и помогали ему, и в этом они превосходят другие породы; но они не умеют прыгать или бегать так быстро, как собаки других пород, в которых совершенствовали только эти качества.

Поэтому, сколько Лесси ни прыгала, она не могла даже сколько-нибудь близко допрыгнуть до верхнего края проволоки. Она возвращалась в дальний конец своего дворика и прыгала, взяв разбег во всю его длину, но каждый раз снова сваливалась вниз.

Перескочить казалось невозможным, но с мужеством и настойчивостью превосходного животного она пыталась опять и опять, прыгая в разных местах, как будто одно какое-то место могло оказаться менее неприступным, чем другие.

И такое место нашлось.

Лесси прыгнула в самом углу, где две решетки сходились под прямым углом, и, когда она взвилась в прыжке, ее повисшие задние ноги получили опору в двух стенках ограды.

Она попробовала снова, и вот — почти как человек, когда влезает по стремянке, — в рьяном порыве энергии она вскарабкалась выше. Она почти добралась доверху и опять сорвалась. Но она быстро выучилась. Повернув назад, она опять взяла разбег, и на этот раз, когда она прыгнула, самая сила наскока удержала ее в углу на решетке. Ноги ее уцепились за сетку в тот момент, когда сила тяжести была преодолена. Лесси вскарабкалась выше, еще выше — и вот уже передние лапы ухватились за верхний край. На одну секунду она повисла на них. Потом медленно подтянулась кверху. Покачнулась было в нерешительности. Верх решетки впился ей в брюхо. Но Лесси этого не почувствовала. В ее уме была одна лишь мысль. Уже время! Время честно явиться к месту встречи.