Джон Кац - Собака, любовь и семья

Однако такие люди, как Роб, склонны к наиболее традиционному подходу: собаке нужно показать, кто является истинным хозяином. Методику позитивной мотивации Роб считал смехотворной и называл «бредом сумасшедшего».

— Мой отец не стал бы этого слушать, — бормотал он себе под нос. — У Чероки есть собственная голова на плечах. За это я его и люблю — робот мне не нужен.

Роб объяснил, что не хочет подавлять стремления собаки к независимости. Он не мог решиться на принуждение по отношению к псу.

На самом же деле Чероки вовсе не был независимым или непокорным. Он просто нуждался в обучении, поскольку не понимал Роба, когда тот обращался к нему, а потому и не мог выполнить то, что от него требовали. Такое поведение собаки некоторые инструкторы называют «отторжением хозяина». Пес редко смотрел Робу в глаза за исключением тех случаев, когда хотел получить угощение или выйти на прогулку.

Несмотря на любовь к собаке, Робу не удалось построить прочных отношений с Чероки.

Их отношения были однобокими с перекосом в сторону Роба. Чероки же, казалось, почти не обращал на Роба внимания и не воспринимал всерьез его нравоучений. Из-за его полной невосприимчивости к командам, которые хозяин выкрикивал без видимого эффекта, создавалось впечатление, что пес существует сам по себе, вне всякого контакта с людьми и даже с Робом.

Зная слабость Чероки, который был большим любитель поесть, Роб мог бы построить обучение на вознаграждении лакомствами и научить собаку командам «сидеть», «лежать» и «рядом». Скомандовав «лежать» при виде приближающегося пешехода, Роб мог бы пресекать попытки пса прыгать на людей. Но Роб отвергал все мои доводы:

— Я не хочу, чтобы моя собака делала что-то ради еды. Он должен делать это ради меня и наших отношений. Я хочу, чтобы он слушался меня.

В итоге крупный энергичный лабрадор стал жертвой «уловки 22» — этот пес должен был выполнять все, что от него требовали, во имя отношений, построить которые он не имел возможности. В каком-то смысле эти двое действительно любили друг друга. С другой стороны, у Чероки не было шансов улучшить свое поведение.

Роб категорически отказывался носить с собой лакомства для собаки и бесконечно удивлялся тому, что я постоянно применяю вознаграждение — от вяленой говядины до печенья, — воспитывая одного из своих непослушных бордер-колли.

— В детстве у меня не было какой-то особой диеты, — вспоминал он, — мы ели то, что было на столе, иначе отец тут же отправил бы нас в постель. Так неужели же я буду таскаться по улице с деликатесами для собаки!

Келли — первый лабрадор Роба — был общим любимцем и прожил в семье двенадцать лет. Однажды Син, вернувшись из школы, не закрыл ворота на заднем дворе, — это случилось четыре года назад, — и Келли выбежал на улицу и попал под машину. Роб примчался из города прямо в ветеринарную клинику, но собака уже умерла.

— Это было ужасно, и не только из-за собаки, — рассказывал он как-то вечером после прогулки с Чероки. — Моего сына до сих пор преследуют кошмары. Мальчик снова видит, как собаку сбивает машина. Его мучает чувство вины.

А как же Роб? Как он перенес эту утрату?

Роб сидел, опустив глаза в пол:

— Помню, как Келли лежал на столе в клинике, мертвый. Я не могу об этом говорить, просто не нахожу слов, — это было словно обухом по голове.

А у меня тогда был в самом разгаре процесс. Не мог же я сказать судье и своим клиентам, что едва сдерживаю слезы, потому что у меня погибла собака. Но это было тяжело, чертовски тяжело.

Меня удивило напряжение, звучавшее в его голосе, — обычно Роб не позволял себе открыто выражать эмоции. Его лицо исказилось от боли.

Отношения с Чероки с самого начала складывались по-другому.

— Келли был нашей общей собакой. Я купил его для детей. Джуди познакомилась с заводчиком через наших общих друзей, и дети так просили собаку, да и мы загорелись. Я любил этого пса. Он был приветливым, ласковым, спал в ногах у нашей постели, — все время, пока мы жили в Мичигане, потом в Бруклине, — тогда я только начинал карьеру. И Джуди не возражала.

Но Чероки был другим. Он принадлежал только Робу. Роб сам нашел питомник, сам ездил в Северную Каролину за щенком. Он сам воспитывал его и водил на прогулки в Миллз.

— Теперь все стало по-другому. Мне не хотелось бы употреблять слово «одиночество», но дети все больше отдаляются от меня, у них своя жизнь, да и у Джуди тоже своя.

Может быть, он считал Чероки своим другом?

— Конечно. Он мой лучший друг, — поспешно ответил Роб, — в каком-то смысле, даже больше.

Роб немедленно пожалел о вырвавшихся у него словах, особенно когда я поинтересовался, что он имел в виду. Что он подразумевал под этим «даже больше»?

Он заметно смутился:

— Может быть, сразу этого и не скажешь, но он умный парень.

Роб нередко рассказывал о собаке, словно описывал достоинства футбольной звезды, которую никто не считает особенно яркой. Чероки представлялся ему верным и храбрым псом:

— Я знаю, если кто-нибудь нападет на меня во время прогулки, ему придется сначала убить собаку, чтобы добраться до меня. — Роб часто говорил своим приятелям по Миллзу, что Чероки отдаст за него жизнь, если во время прогулки что-нибудь случится. Зная об этом, Элли Ши в шутку предлагала ему помолиться о том, чтобы злодеи не оказались вооружены сосисками.

Когда я во второй раз задал Робу тот же вопрос, — что означают его слова «даже больше» — он сказал, что не имел в виду ничего особенного. Через неделю я снова начал приставать к нему, и он ответил так:

— Знаете, я думал над этим. Спросите меня снова через некоторое время.

Прошло почти два месяца, и Роб действительно попытался ответить. Наш разговор состоялся душным весенним вечером, — после того как Чероки опрокинул мусорный бачок, стоявший на заднем дворе, и слопал картонную коробку с остатками курицы недельной давности. Роб не обращался к ветеринару из-за таких пустяков, если Чероки выглядел относительно здоровым и то, что он проглотил, не имело острых краев.

Пес чувствовал себя превосходно; он раскинулся на спине и дремал на восточном ковре, расстеленном в хозяйском кабинете. Роб сидел в своем любимом вытертом кожаном кресле; Джуди хлопотала на кухне — мы слышали, как позвякивает посуда, — а все трое детей были наверху. До нас доносились взрывы и пальба — Син осваивал новую игровую приставку.

Картина отражала типичный уклад процветающей американской семьи: отец вернулся с работы, заботливая мать занимается домашними делами, — не потому, что вынуждена это делать, а потому что ей этого хочется, трое здоровых счастливых детей занимаются своими детскими делами, а у ног хозяина лежит красивая собака.