Пётр Заводчиков - Взрыва не будет

Под Красным Бором Петрова опять ранило. Егор Степанович ни за что не хотел ложиться в госпиталь. Врач даже прикрикнул на него:

— Ходить не можешь, какой из тебя командир? Одна обуза. В госпитале быстро вылечат, а тут в конце концов останешься без ноги.

На Большую землю Петрова не отправили. Это было хорошим признаком. Значит, врачи правда рассчитывали, что он скоро вернётся в свою «девичью команду».

…Старшина лежал на койке, вспоминал недавние дни. Почему-то вспомнилось, как Нина Бутыркина призналась однажды:

— Знаете, таскаешь вот нарты целый день, вымотаешься вконец. Ведь не одни собаки тащат, мы с ними наравне, можно сказать. Под огнём, все мокрые на морозе. Ни о чём не думаешь, когда раненые на руках. А они кровью исходят, надо везти.

Вот ездишь, бегаешь и вдруг почувствуешь: всё, нет больше сил, невозможно это дальше переносить. Ну, сядешь в сторонке на снег и заплачешь. Просто ревмя ревёшь. Никого нет рядом, никто не видит, так что не стыдно. Конечно, когда раненых везёшь, тогда не присядешь и нюни разводить не станешь. Это, когда с грузом или порожняком…

Ну, сидишь, слёзы льёшь. Упряжка собьётся возле тебя. Собаки морды кладут на колени, лижут, поскуливают, тоже вроде плачут. Посидишь так минутку, потом вытрешь лицо, поднимешься — пошли! Опять бежим. Откуда только берутся силы?

Так говорила Бутыркина. А Петров знал, что она не очень-то любит откровенничать.

Задумавшись, старшина не сразу услышал разговор, который завязался в другом конце палаты. Говорил, собственно, один человек, лейтенант. Лейтенант лежал на крайней койке. Бинты туго стягивали его грудь, руки и шею. Поворачиваться он не мог и говорил каким-то ровным, бесцветным голосом, глядя в потолок.

— Знаете, как я живой остался? — услышал Петров. — Собака меня спасла. Вот ведь что бывает.

— Бредит, — заметил кто-то.

— Ничего я не брежу, — все тем же ровным бесцветным голосом отозвался лейтенант. — Поднялись мы в атаку, и накрыл нас этот «ишак» — миномёт шестиствольный. Сколько уж я без сознания пролежал, не знаю. Мне здорово досталось — во всём теле осколки. В общем, лежал я без сознания, а собака эта меня нашла и давай лицо лизать. Открыл глаза — надо мной псиная морда. Огромная, шерсть на ней рыжая, лохматая, густая. Здоровая зверюга! Пёс сразу понял, что я в себя прихожу, поворачивается ко мне чёрным своим боком. Морда, значит, у него рыжая, бок чёрный. Интересный пёс. И самое интересное, что на чёрном боку у него вроде сумка висит. Ощупал я сумку. Батюшки, да там же фляга, честное слово! Хлебнул — чистый спирт, так внутри и пошло огнём.

Егор Степанович поднялся со своей койки и заковылял к лейтенанту.

— Вроде оживать я стал, — продолжал тот, — а вообще совсем слабый был, фляжку еле-еле мог удержать.

— Вас где ранило, под Красным Бором? — спросил Петров.

— Там. Да ты дальше слушай. Только у меня в голове стало проясняться немного, гляжу: собаки уже и след простыл. Исчезла. А я лежу и в сон меня клонит — от слабости от этой и от мороза. В атаку мы засветло шли, а тут уже ночь. Тихо, даже стреляют мало, но холод такой, что беда. Я понимаю, нельзя мне спать, окончательно замёрзну. Для чего меня собака тогда в сознание приводила? И так мне обидно стало, что вот, признаюсь, ребята, заплакал я там на снегу. Обидно и жалко себя. Ведь понимаю, что долго не пролежать мне, раненому, в такой стуже. Лежу, плачу, и слёзы на щеках замерзают.

— А дальше что было? — спросили из другого конца палаты. Видно, лейтенанта слушали все. Другие разговоры совсем прекратились.

— А дальше я уснул всё-таки. Или сознание потерял. Очнулся от того, что меня в бок толкают. И что ты думаешь?

Собака снова надо мной стоит. Не одна, целая уже свора их. И девушка с ними. Перевязала меня девушка, взвалила на санки, и собаки повезли. Так и доставили в медсанбат.

— Подумай, до чего умные твари! — заговорили в палате.

— Я тоже слышал про санитарных собак, которые раненых находят. Они ещё во время прорыва блокады были. Мы-то воевали там.

— Раненых не собаки, девушки находят, — сказал Петров. — На собаках возят только.

— Что ж, я вру, по-твоему? — спросил лейтенант. Его голос стал раздражённым.

— Собака эта какая была из себя? Рыжина на голове у неё, вокруг глаз больше? Восточно-сибирская лайка?

Петров подсел к лейтенанту. «Будто Орлика описывает», — подумалось ему.

— Не разбираюсь я в породах. Говорю тебе — морда огромная, рыжая. А глаза у неё совсем человечьи, всё понимает. Видно, потому и посылали на поиск раненых, что сильно умная собака.

Петров хотел сказать, что никто собак на поиск не посылает. Примерещилось это лейтенанту, когда он лежал с помутнённым сознанием. Уж Петров-то мог всё точно объяснить. Но промолчал. Не хотелось расстраивать тяжелораненого. Да лейтенант сейчас и не поверил бы ему.

Петров знал, что на фронте слагаются легенды о собаках, которые вывозят раненых с поля боя, из-под огня. При рождении такой легенды он и присутствовал теперь.

Всю зиму «девичья команда» возила раненых. Весной, когда начали идти дожди, нарты заменили низенькими тележками на колёсах с резиновыми шинами. И снова упряжки милосердия неслись в бой.

…А вскоре пришёл приказ. Команду отзывали назад, в Сосновку. В Сосновке, в старом бараке, где девушки жили прошлым летом, Лиза Самойлович снова встретилась с Ритой Меньшагиной. Они не виделись давно, с тех пор, как Риту перевели во взвод связи. Подруги обнялись и целый вечер просидели на нарах.

— Знаешь, — говорила Рита, — у нас тут совсем новая работа начинается. Очень интересная. Наверно, и вас потому сюда отозвали.

— Какая работа? Ты расскажи подробно, — просила Лиза.

— Да я сама всего не знаю. Будут занятия, Петров объяснит…

В бараке было шумно. У девушек давно не выдавалось свободного вечера. Теперь вот выдался… Сидели группками, болтали, пели песни. Вера Александрова затягивала смешные частушки, другие подхватывали лихой припев.

Лиза всё тормошила Риту.

— Ну правда, что ты скрываешь? Расскажи, что за новая работа?

— Да помнишь, Петров как-то говорил о секретном деле? Так вот — будем теперь мины искать. Вместе с собаками. Ведь сколько мин наставлено кругом. Миллионы!.. Наши сапёры ставили, немецкие тоже. Теперь расчищать надо. Тяжёлое очень дело. Вот и решили для поиска мин использовать собачье чутьё. Собака же любой запах чует издалека.

— Но мина всё-таки не одеколоном начинена, а взрывчаткой! Взрывчатка ничем не пахнет.

— Для человека не пахнет, а собака чует. Собака хорошо находит взрывчатые вещества. Оказывается, уже много опытов было.