Пётр Заводчиков - Взрыва не будет

Справиться с ней минёры могли, конечно, без особых затруднений — не в первый раз. Но бомба лежала всего в нескольких шагах от дома. Дом был аккуратный и крепкий, с наличниками, выкрашенными свежей голубой краской. На окнах висели занавески, на подоконниках стояли цветы.

«Хорошо у них», — подумала Зина. Она поднялась на крыльцо. Надо было предупредить хозяев.

Открыл пожилой человек с трубкой в зубах. Из-за его спины выглядывали женщина и двое детей. Зина принялась объяснять, что бомба, которая лежит возле дома, очень опасна и её ни в коем случае нельзя трогать. Упала с самолёта и не взорвалась, но это ничего не значит. Именно теперь, после того как она была сброшена и ударилась о землю, её взрывной механизм способен сработать от пустякового толчка. Может, его сдерживает всего какая-то песчинка или заусеница на металле.

Хозяин слушал спокойно и попыхивал трубкой. То ли он плохо понимал, то ли вообще был таким уж невозмутимым.

— Значит, не трогать и близко не подходить, — повторила Зина и особенно выразительно посмотрела на детей, — Иначе от всех будет мокрое место!

Впрочем, последних слов хозяева-эстонцы могли и не понять.

— Убьёт всех насмерть, — добавила Зина.

Хозяин был всё так же невозмутим. Покуривал и кивал головой. Он заволновался, только когда Зина вернулась с лейтенантом Петровым. Егор Степанович несколько раз обошёл бомбу. Лицо его стало сумрачным.

— Делать нечего, — вздохнул он наконец, — придётся подрывать, хотя дом пострадает. Бомбу двигать нельзя, а дом тоже не сдвинешь.

Хозяину Егор Степанович сказал:

— Постараемся, чтобы убытка было поменьше, примем все меры. А вы снимите двери и окна, вынесите вещи, уведите со двора скотину и кур. И сами уходите. Завтра утром будем подрывать. Успеете всё сделать к завтрашнему утру?

Хозяин перестал курить, лицо его сделалось испуганным. Жена заплакала и, глядя на неё, стали плакать дети. Хозяин заговорил быстро, от волнения путая русские и эстонские слова. Он бедный крестьянин, у него семья, офицер же видит. Куда они денутся? Теперь уж и до зимы недолго.

— Сделаем всё, что можем, но взрывать надо, — снова объяснил Петров. — Дом всё же не голова, а сколько людей головы складывают каждый день? Почините дом.

На сердце у него тоже было тяжело, но что он мог сделать.

— Значит, к завтрашнему утру, — повторил он и пошёл прочь. Через час надо было поспеть в штаб на совещание офицерского состава, а до штаба предстояло порядочно отшагать.

Егор Степанович вернулся к домику на следующий день, сразу после завтрака. Было ещё рано, минёры не хотели терять светлое время. Подорвать стокилограммовую бомбу — не хитрое дело, с этим вполне справился бы и командир отделения. Но Егора Степановича растревожил вчерашний разговор с крестьянином. Хотелось ещё раз посмотреть самому, всё сделать, чтобы взрыв принёс меньше вреда. «Надо обваливать, бомбу, насыпать со стороны дома побольше земли, по возможности направить взрыв в другую сторону, — думал Петров. — Но, конечно, совсем дом не убережёшь».

Размышляя об этом, он подошёл к домику вместе с отделением бойцов и не поверил своим глазам. Всё выглядело здесь, как вчера. По двору гуляла курица с цыплятами, в окнах поблёскивали стёкла, одно окно было раскрыто настежь, и сквозь него Петров увидел хозяйку, неторопливо носившую по комнате какие-то вещи. Судя по её движениям, она их не собирала, а скорее расставляла. В палисаднике играли дети. Петров рассердился.

— Вы что, шутки с нами шутить вздумали? — накинулся он на хозяина. — У нас и так времени в обрез!

Егор Степанович резко повернулся и посмотрел в сторону, где вчера лежала бомба. Бомбы не было. Не было и поставленного Зиной флажка. Петров быстро шагнул туда, посмотрел внимательно. Что за наваждение! Бомба исчезла!

— Да вы в своём уме? — разозлился он уже не на шутку. — Кто вам разрешил трогать бомбу, куда её дели?

— Я не трогал, — заговорил хозяин, — я ничего не знаю. Вечером собирали вещи, утром встали рано: бомбы нет. Я не знаю.

— Немедленно покажите, где бомба. Нашли с чем шутить!

— Разрешите сказать, товарищ лейтенант, — раздался вдруг голос Зины Филимоновой, — он правда ни при чём… Это мы… Мы бомбу убрали.

— Да ты что, ума лишилась?

— Это мы, — повторила Зина, и голос её дрогнул. — Спрашивайте с нас. Очень жалко стало людей. Столько горя везде, такое разорение, а тут мы своими руками их без дома оставим. Унесли мы бомбу.

— То есть как унесли?

— Ночью, когда все спали. Взяли санитарные носилки, положили на них того поросёнка и осторожненько унесли. Мы ведь привычные, знаем, как надо. Она недалеко тут, в овражке. Хорошее место, там спокойно и подорвём. Вы поглядите сами.

Зина показала рукой, куда отнесли бомбу. Девушки стояли потупившись, готовые принять бурю, которая должна сейчас разразиться.

— Ну, знаете… — только и выговорил Егор Степанович, Он посмотрел на эстонца, стоявшего перед ним со своей трубкой, на ребят, копошившихся в палисадничке, на курицу с цыплятами…

— Ладно, — сказал он. — Пошли посмотрим, где ваша бомба. Надо скорее кончать с ней!

Перед комбатом лежал лист бумаги, вверху которого стояла надпись; «Акт на списание». Лицо комбата было хмурым. Он читал: «Порода: немецкая овчарка. Кличка: Инга. Заболевание: потеря зрения…»

— Так, так, — проговорил комбат. — Совсем ослепла? По какой причине?

— Почти ничего не видит, — доложил ветеринарный врач, — и помочь мы не можем. Скоро ослепнет совершенно. Слишком поздно привели к нам.

— А вы сами не осматривали её, не наблюдали за животным?

— Она сюда очень редко попадала. Всё на разминировании была, в поле. Вожатый не жаловался на неё.

— Карточку собаки вы захватили? — спросил комбат. — Дайте сюда.

Он пробежал карточку глазами.

— Вот оно что! Была ранена в сорок третьем году… В голову, ранение серьёзное. Наверно, зрительный нерв повреждён? Вы обратили внимание?

— Зрительный нерв — это хуже всего, — отозвался врач. — Лечи не лечи, конец один. Зрительный нерв и человеку не починишь.

— Конец один, не починишь, — медленно повторил комбат.

Он отложил ручку, которую уже взял, чтобы подписать акт.

— Значит, Инга…

Собак в батальоне было много. Всех помнить по кличке подполковник не мог. Но Ингу он вспомнил. Большая светло-серая овчарка. Ну да, это её пускали искать взрывчатку на высоте у Дудергофа, когда Мизяев там склад снарядов открыл. Она отличилась и в истории с «мыльницами». Совсем недавно.

Было это на Карельском перешейке. Туда уже начало приезжать мирное население, но в посёлках и на полях происходили тяжёлые несчастья, люди подрывались на минах. Минёры работали на перешейке несколько раз. Они вытаскивали взрывчатку из дымоходов печей, находили хитрые ловушки в сараях, в колодцах, амбарах… Даже в старом почтовом ящике обнаружили мину.