Наталия Криволапчук - Собака, которая любит

Джина отшатнулась, сколько могла, у меня на руках и застыла в изумленном оцепенении. Даже я, при всей моей любви к ней, не сумела оценить силу ее потрясения, а мужчины — те просто откровенно расхохотались: всего только пару минут назад эта самая девчонка ожесточенно сражалась с сильным и тренированным мужчиной, он охал и вскрикивал, то уворачиваясь от ее зубов, то высвобождаясь с моей помощью от цепкой фоксячьей хватки. А тут — остолбенела!

На обратном пути Джи как будто успокоилась. Рольф и Бамби лошади не видели, они все это время просидели в машине. Она рассказала матери и дядьке о непонятном и страшном чудище. И, как мне показалось, навсегда о нем забыла.

Ан нет, вспомнилось! Да еще как! Больше, чем через год.

Тогда у нас уже была Каська, и Джи воспитывала младшую сестру, уча ее премудростям стайных отношений, освоение которых протекало у Каси с немалым трудом. Вечным и неизменным поводом для их драк были отношения со мной — не ревность, а разные права разных по статусу членов стаи. Порой Каська, впадая в неуживчивое и вздорное состояние духа, хамит сестре и без всякой на то причины. Что же остается Джинке, как не проучить нахалку?

В одну из напряженных, конфликтных минут Юрка, сидевший в кресле, взял Каську на колени, а та разворчалась на старшую сестру, подошедшую к ним снизу. И взрослый мой сын, расшалившись, принялся резкими толчками сжимать Каськину грудь, заставляя щенка издавать странные, не существующие в собачьем языке отрывистые ворчащие звуки. Джи, не поняв необычных Касиных слов, поначалу было ощерилась, но тут же вновь оцепенела. Будь она хоть чуточку эмоциональнее и непосредственнее во внешних проявлениях, она отлаялась, отрычалась бы в ответ, и тем избавилась бы от стресса. Но это ведь — Джи-Джи!

Я, занятая в тот момент чем-то своим, только попросила сына прекратить, но должного значения происходящему не придала. Конечно, я почувствовала Джинкин испуг, но — ошибка есть ошибка, потому я об этом и рассказываю, — я не встала рядом с ней на четвереньки, не зарычала на хулиганов, не помогла своей любимице, своей палочке-выручалочке понять случившееся и правильно отреагировать. Все стало окончательно ясно только ночью, когда мы улеглись спать.

Джина всегда спит со мной. С ее появлением в моей жизни Бамби уступила дочери самое почетное и сладкое местечко у меня под боком, а сама перебралась поближе к ногам. В ту ночь уснуть как следует Джинке не удавалось. Она беспокойно вертелась с боку на бок, то и дело открывала непонимающие, перепуганные глаза, лапы у нее отчаянно дергались. Я решила было, что у нее что-то болит (она ведь будет терпеть до последнего, чтобы не побеспокоить меня лишний раз среди ночи!), попыталась помочь ей методами, дающими общее успокоение, но ей, обычно спящей совершенно безмятежно, сейчас было очень не по себе. Даже меры, чаще всего безотказно приводящие собаку в легкое наркотическое состояние, никакого результата не давали.

И тут я впервые отважилась заглянуть в собачий сон по собственной инициативе. Теперь-то я вполне освоила этот метод исследования собачьей психики и воздействия на нее — спасибо Джинке! Тогда же это для меня самой было в диковинку. Ну какой у меня был опыт «подглядывания» за их снами — тот первый охотничий сон Бамби да пара интересных по содержанию, но не имевших практических последствий видений Рольфа. Но в ту минуту я прекрасно понимала: это единственное, что я могу попытаться сделать для своей ненаглядной. В таких случаях, осмеливаясь на что-то неизведанное, я принимаю меры, чтобы предотвратить возможный вред от вторжения в психику. Есть у меня свои способы установки защитных блоков.

Джине мерещилась… лошадиная голова! Чуточку схематичная, как и все предметы в собачьем представлении, словно бы лишенная ненужных деталей, но от этого не менее ужасающая. Огромные желтые зубы, едва ли не огнедышащая пасть — таким предстал добродушный Янтарка в видении ошеломленной Джины. Только тут я сообразила, каков был по силе испытанный ею стресс, если он вернулся кошмаром более, чем через год, при очередном потрясении.

Помощь ей нужна была самая экстренная, и изобретать средства приходилось на ходу. Я защищала ее всей своею любовью, я пыталась ввести ее в легкий и средний транс — все это помогало очень ненадолго. Помыкавшись так час-другой, я вдруг смекнула: надо заменить эту страшную картину! И попробовала послать ей другой сон, совершенно не будучи уверена, что это мне удастся, наспех помолившись Господу о помощи мне и ей.

И она увидела мой «рукотворный» сон! Это была картинка мирной летней прогулки: Джинка играет в зеленой траве, светит теплое, доброе солнышко. Я рядом. Где-то неподалеку старшие собаки. И все мы готовы в любую минуту выручить ее, защитить от чего угодно, да только и опасности-то никакой нет и в помине…

Она успокоилась, заснула. Я не спала еще какое-то время, думаю, часов до пяти утра, поддерживая эту безмятежную картинку при первом же ее движении. Не стану описывать в подробностях, как я работала с ней утром, когда мы обе проснулись, достаточно того, что к вечеру моя храбрая до бесшабашности Джинка опять стала самой собой. Страхи больше не возвращались.

Больше того! Джинка, по всей видимости, взяла на вооружение мои же собственные защитные приемы и не раз уже сумела воспользоваться ими. Теперь вы понимаете, почему с особо пугливыми собаками, подверженными постоянным стрессам или пережившими тяжелые потрясения, мы с Джинкой предпочитаем работать вместе?

К слову, вот сейчас, когда я рассказываю вам о Джинке, она явилась собственной персоной «выцарапывать» меня из-за письменного стола. Гуляли мы с собаками не так давно и не так мало, стало быть, проситься на улицу ей незачем. Хотя… всякие бывают экстренные надобности. Смотрю ей в глаза: взгляд спокойный, но с легоньким оттенком просьбы. Ага, поняла: «Мне ничего не нужно, но ты так давно тут сидишь, я по тебе соскучилась!». Я, как обычно, посылаю ей свой привет — мгновенный импульс любви, напоминающий в ауре струи парного молока. Глажу по шейке, как она любит, но только руки у меня спокойные, самую малость равнодушные. И сразу же отворачиваюсь к столу: прости, милая, ты же видишь, что мне надо работать. Огорчилась. Но все же отошла, вспрыгнула на кровать у меня за спиной и тихонько засопела: что ж, раз так нужно, работай себе на здоровье, я же понимаю! Значит, она и в самом деле приходила не ради меня. Когда она спасает меня от усталости, от «перегрева» — за минуту до того, как я сама готова все бросить и никогда не возвращаться к столу, — она бывает гораздо настойчивей.

Сознаюсь честно: я во многом стала другой только потому, что стараюсь подражать своим собакам. Они учат меня лучшему отношению к жизни, тому, о котором люди, к несчастью, позабыли. Джи-Джи научила меня жить смело и радостно.