Наталия Криволапчук - Собака, которая любит

Тогда мы работали с ним вместе часа два, проигрывая разные жизненные ситуации, соответствующие им состояния психики и отражающие их цвета ауры. Я выспросила у Рольфа все, что могла придумать. Я проверила свое понимание — благо за окном, в собачьем дворике неподалеку, за это время перебывало десятка полтора-два собак и собачат разных пород и возрастов, резко различающихся по сиюминутному психофизическому состоянию. Игривый щенок-пуделенок, флегматичный престарелый ньюф, вздорный и коварно-агрессивный метисик, пугливая изнеженная болонка — все они, желая того или нет, показали мне свои аурические картинки, да еще и в разных сочетаниях друг с другом, а Рольф учил меня расшифровывать их и интерпретировать. Результаты проверялись немедленно, по наблюдениям за поведением собак и их мимическим языком, которым я тогда уже владела неплохо.

От Рольфа я узнала, что агрессивным выпадам у не слишком смелой собаки предшествует выброс багровой мути, а неуверенность в действиях хозяина сопровождается желто-зелеными сполохами. Смеются собаки яркими голубоватыми вспышками, точно перекатывая блестящие елочные шарики. Если собака, привыкшая слушаться хозяина, в угоду человеку подавляет свои непосредственные желания и эмоции, то в ее ауре появляется коричнево-бурый тон, оттенки и интенсивность которого зависят от конкретного варианта взаимоотношений и от того, на чем построено послушание. Тут ведь различий тоже хватает — от полного подавления собственной воли до добровольного и радостного сотрудничества с человеком.

Вместе с Черным мы наблюдали за щенячьими играми, за мимолетными стычками, за веселой возней и шутливыми погонями. Тут мне далеко не сразу удалось распутать сплетение индивидуальных аурических картинок. На цвета, составляющие «вклад» каждой собаки, накладывалось и общее настроение компании. Шалости и забавы молодежи создавали общий фон веселья, напоминающий брызги шампанского — яркие золотистые и серебристые высверки, кипящая пена самозабвенного детского восторга. Старшие могли отреагировать на приставания детворы ярко-оранжевым раздражением или изжелта-серой неприязнью, смотря по характеру и настроению. Раз-другой чей-то резкий испуг заливал всю эту картину, достойную кисти художника-абстракциониста, чернотой непроглядной.

Не видела я в тот раз только чистого зеленого цвета, но осознала это лишь тогда, когда мы с Черным, отсидев положенное на охране, отправились домой. В нескольких шагах перед нами шли по Невскому молодая мама с мальчишечкой лет пяти. Мама, с усилием и уже раздражаясь, тащила под мышкой сынишкин велосипедик, а молодому человеку, судя по всему, желательно было ехать верхом. Однако в толпе у метро «Маяковская», на узком тротуаре, это явно было невозможно. Мать, выведенная из себя приставаниями, грубо прикрикнула на малыша, а тот немедленно разразился горестным ревом. И тут же засветилась, засияла вся аура моего пса, верного Дядюшки всех детей на свете. Она загорелась замечательным изумрудным сиянием. Пожалел! Так вот он, зеленый цвет, цвет милосердия и целительства!

Увлеченная новыми для меня и исключительно яркими впечатлениями (я и сейчас, спустя годы после тех событий, вижу эти образы живыми и насыщенными), я не сразу сумела разделить цвета ауры и отражаемые ими состояния на чистый спектр и на производные и смешанные тона. Не поняла я тогда и значения форм и движений в ауре. Осознание тонкостей и нюансов приходило постепенно, по мере наработки опыта и практики, в самых разнообразных ситуациях, и всегда проверялось наблюдениями за внешним поведением, не только со своими, но и с чужими собаками разных пород и разных мироощущений. Даже с теми, кого я видела случайно, из окна машины или автобуса. Поначалу и я сама готова была счесть эти наблюдения продукцией собственного безудержного воображения, если бы не практика — как известно, надежнейший критерий истины. Мои домыслы аккуратнейшим образом подтверждались самими собаками, общением с ними и их последующими действиями. Скажем, собака, едва зачуявшая присутствие потенциального соперника, еще не видящая его, внешне не успевает проявить ни настороженности, ни агрессивности. Явные действия и даже мимические выражения эмоций в отсутствие адресата попросту лишены смысла и возможны только при нарушениях психики. Однако в ауре-то эмоции отражаются сразу, как только возникает внутренний отклик на поступление внешней информации. Появись соперник из-за угла — и эмоции найдут свое непосредственное внешнее выражение. А уйди он, не показываясь, и эмоции угаснут, соответствующие им цвета в ауре поблекнут, как бы постепенно обесцвечиваясь. По динамике цветов можно судить и о смене возбуждения торможением, и о балансе этих процессов то есть, в терминологии Павлова, о подвижности и уравновешенности высшей нервной деятельности.

Когда я догадалась связать наблюдаемые в собачьей ауре цвета и краски с характерными тонами чакр и состояниями психики, анализ собачьего поведения стал для меня существенно проще. Я опишу для вас «аурический спектр» собак, а для справки приведу и характеристики человеческой ауры, заимствованные у досточтимого ламы Лобсанга Рампы (сошлюсь хотя бы на его курс лекций «Ты вечен», адресованный западному читателю).

КРАСНЫЙ ЦВЕТ в ауре собаки соответствует эмоциям, традиционно соотносимым с первой чакрой (Муладхара, «корень жизни»). Поскольку первая чакра отвечает за инстинкт самосохранения и жизненную энергию, то и в ведении ее находятся такие эмоции, как агрессия и страх — вещи, казалось бы, взаимно противоречивые, но на самом деле неразрывно связанные и представляющие собой две оборотных стороны одного и того же явления. Агрессия представлена в ауре собаки багрово-красным тоном, как правило, в виде более или менее очерченных языков пламени… так и хочется добавить, «адского». Примесь в багровых языках темно-серого или даже черного «дыма» говорит о страхе, сопутствующем, как это нередко бывает, выплеску ярости. Всем хорошо известная прискорбная ситуация, описываемая в классической зоопсихологии как «реакция загнанной в угол крысы», когда животное готово на отчаянную битву только потому, что отступать некуда, отражается в аурическом представлении беспорядочными багровыми всполохами на густом фоне цвета мокрого асфальта. Соотношение этих двух основных цветов позволяет судить о пропорциях страха и решимости у зверя.

Лобсанг Рампа: «Красный цвет в человеческой ауре указывает на способности руководителя и полководца. Грязный или темный красный тон говорит о коварстве или вздорности». Здесь мне видятся прямые переклички с моими наблюдениями за собаками. Руководитель или полководец обычно и отвечает как раз за выживание и дальнейшую жизнеспособность какой-то группы людей, причем не обязательно речь идет о физическом выживании. Этой ответственности сопутствует и высокая степень конфликтности по отношению к тем, кто этому выживанию угрожает. В деятельности полководца роль агрессии вообще не подлежит сомнению. А уж страх, представленный грязным или темным тоном, отвечающим примеси черного, нередко толкает людей и на коварство, и на вздорность. Так что здесь мои расхождения с ламой Лобсангом следует считать чисто терминологическими.