Борис Рябинин - Друзья, которые всегда со мной

Что делал Арс на фронте, я не знаю, сведения отсутствовали.

— Очень, очень полезный товарищ, — сказал Сергей Александрович. — Работяга, каких поискать! Совершенно безотказный, с прочными рефлексами, как все эрдели, выносливый и сильный.

— Он и щенком был очень сильный, — с гордостью сказал я, — за что и поплатился ухом. Потому и кличку получил «Ахилл» [10] Ахилл, или Ахиллес, — один из персонажей древнегреческого эпоса, герой Троянской войны — отличался большой силой. По преданию, все тело Ахилла было неуязвимо, за исключением пятки. Отсюда и выражение «ахиллесова пята». .

— У нас тоже оказалась уязвимой пятка, — пошутил Сергей Александрович, — но в отличие от классического Ахилла мы остались живы… — Он еще раз ласково потрепал собаку.

Мина, взорвавшаяся в земле под лапами Ахилла, не только сделала его хромым, но также повредила слух. Пес оглох на одно ухо и плохо слышал. Был поврежден один глаз, он почти закрылся, и временами казалось, что собака прищуривается в ехидной сардонической усмешке. Все это я рассмотрел постепенно. Однако пес не потерял резвости, приветливости и, как в былые годы, при случае не прочь был припустить за кошкой или затеять драку с встречным кобелем. Ветеран! Я с уважением смотрел на него.

— А вы знаете, сколько он нашел мин? Как раз сегодня подсчитывали. Не мудрено было и подорваться на одной…

— Сколько же?

— Три тысячи.

День сюрпризов! Но главный сюрприз ожидал впереди…

— Вот еще одна наша чемпионка: две тысячи девятьсот. Немного не дотянула. Но дотянет, будьте уверены. Война не кончилась, столько еще надо разминировать! Да и после войны хватит еще надолго… Здравствуй, здравствуй! — приветствовал мой друг молодую овчарку, которая при виде его встала и натянула привязь.

— Как твой хвост, Розочка? Недавно тоже ранило…

Неужели «Розка-сдохни»? «Розами» собак, по крайней мере в служебном собаководстве, называют очень редко. Ну, та самая, с отъеденным хвостом, которую получил за три копейки «теткин сын» Тимоша! Нет, у этой хвост оказался на месте. Но после всего я не удивился бы, встретив и ту.

Мальчишки, мальчишки!

Вы любите играть в войну. И, выращивая собак для фронта, вы тоже «играли» в войну: игра-забота, игра-труд, игра-долг, которой вы отдавались со всем пылом юного чистого сердца! Война… Понять ее можно, только заглянув ей в глаза. Чтоб вам никогда не увидеть ее, когда вы вырастете, станете мужчинами, святая обязанность которых защищать Родину!

Из рассказов этого дня мне особенно врезался в память один — как собаки спасли целый город. Да, город. Гитлеровцы составили дьявольский план, соорудив сложную систему: при малейшем прикосновении взрывается одна мина, один взрыв вызывает другой… цепная реакция! В течение каких-то долей секунд весь город оказывается поднятым на воздух, обращенным в груду камней, все превращается в ад… Только изощренный ум садиста мог придумать это!

— А кто нашел первую мину?

— Он, Ахилл…

Я с уважением посмотрел на Ахилла.

Сегодня у меня словно открылось новое зрение, по-другому виделись собаки. И вообще там многое воспринимается по-другому, острее, глубже, заставляя больше думать и чувствовать.

Под вечер мы пошли с Сергеем Александровичем к реке искупаться. Тихий вечер спускался над селом, на закате догорало солнце. Прожит был еще один фронтовой день. Что ожидало завтра? С нами пошли вожатый с Ахиллом, но мне казалось, что именно он, Ахиллка, продолжавший жить в моей памяти маленьким проказником-щенком, напросился сопровождать нас, меня… Припадая на одну ногу, он бодро трусил рядом, несомненно, довольный тем, что выпала такая прогулка, все так же ласково-ободряюще время от времени взглядывая на меня, на моих спутников и дергая своей «кочерыжкой». В единственном карем глазу его, казалось, все время стоял вопрос: «Рад, что встретились? Я — рад…»

Выбрали хорошее местечко под ветлами. Длинные висячие ветки тянулись почти до самой воды, рождая ощущение мира и покоя. Тишина. Лишь шуршали крылышками стрекозы. Умолкли голоса войны.

У берега росли камыши. Ахилл направился туда, вероятно, привлеченный стрекозами; мы стали раздеваться.

Ох, до чего же приятно скинуть сапоги и ощутить босыми ногами шелковистый нагретый песок! В ратную пору такое удовольствие выпадает нечасто. А поплескаться в воде — радость вдвойне.

— Стоп! Не входить! — вдруг сказал вожатый и показал на собаку. Стоя по грудь в воде и вытягивая шею, Ахилл осторожно нюхал камыши. Да, именно осторожно, словно опасаясь, что они могут взорваться… Взорваться? Одна и та же мысль пронеслась у всех. Мы с Сергеем Александровичем переглянулись. Он был серьезен.

— Что, ты думаешь… — сказал он сержанту-вожатому.

— А чем черт не шутит? Понапихали везде! Отойдите, товарищ капитан, на всякий случай, чтоб не вышло греха…

Да, осторожность не помешает.

Ахилл обернулся и посмотрел на вожатого; сейчас они разговаривали взглядами. Теперь Ахиллу явно было не до меня.

Сержант — опытный минер! — как говорится, даже не замутив воды, не всплеснув, тихо вошел в нее вслед за Ахиллом. Вода была прозрачна, хорошо просматривалось дно. Легкий слой ила покрывал его. Сержант погрузил руки до плеч и принялся шарить… Нет, «шарить» не то слово, то были прикосновения хирурга, обследующие свежую рану, виртуоза… Неужто и в самом деле?…

Через минуту или две, обезвредив зловещую игрушку, молодец-сержант бросил ее на песок, отмыл руки (право, это выглядело символично), затем отошел в сторону, сел на пригорок и принялся курить долгими глубокими затяжками, не глядя в нашу сторону, с лицом, обращенным к реке, которая мирно струила свои воды у ног. Сколько раз пришлось ему курить вот так, затягиваясь глубоко, молча, чтоб снять напряжение страшных роковых секунд, каждая из которых равнялась вечности!

Вот она, затаившаяся смерть, — круглая, перепачканная в иле, увесистая лепешка! Кого она поджидала здесь? Сколько будет убивать еще спустя годы после войны?

— Три тысячи первая, — сказал Сергей Александрович; Ахилл, словно понял, дернул хвостом. Он снова стал прежним Ахиллом.

— Н-да, — продолжал Сергей Александрович после паузы, в течение которой можно было передумать обо всем, — представляете, что могло быть, наступи или хотя бы чуть задень мы эту гадину…

— Но как он учуял ее под водой… под толщей текучей воды, в иле? — не выдержал я.

Кто-то сказал: где нет пищи для воображения, там не бывает страха. Сейчас мне всюду чудились мины. Я видел их затаившимися, как гремучие, ядовитые змеи, готовые ужалить…

— Ученые говорят, что в этом повинны длинные носовые проходы собаки. Но мое мнение: дело не только в проходах.