Джеймс Хэрриот - Собачьи истории

— Ну, я пошел спать. Глаза слипаются. — На пороге он обернулся. — Знаешь, Тристан, я тебе просто завидую. Тихий спокойный вечер дома — что может быть лучше!

Сбежавший пациент — явление не такое уж уникальное. А тем более в тридцатые годы, когда работа с мелкими животными оставалась побочной и для их госпитализации ничего предусмотрено не было. Конечно, ситуация становилась совсем отчаянной, если к ней были причастны такие сильные личности, как мисс Уэстермен и Зигфрид. Кроме того, приятно запечатлеть еще одну из тех мелких операций, которые приносят особое удовлетворение, — излечение гематом ушной раковины. Почти мгновенное избавление от боли. Ну и, конечно, я не мог не описать случай, типичный для сердечных увлечений Тристана.

На мужчину, катящего детскую коляску в городе, никто не обернется. Другое дело, если мужчина толкает перед собой коляску по пустынному проселку. И тем более если в коляске едет большая собака.

Именно это я увидел как-то утром в холмах над Дарроуби и невольно притормозил. В последние недели эта странная пара уже несколько раз попадалась мне на глаза, и было очевидно, что она появилась в наших краях совсем недавно.

Когда я поравнялся с коляской, мужчина посмотрел на меня, приветственно поднял руку и улыбнулся. Эта улыбка на черном от загара лице была удивительно дружелюбной. Я дал ему на вид лет сорок. Загорелая шея не стянута ни галстуком, ни воротничком, линялая полосатая рубаха расстегнута на груди, хотя день выдался холодный.

Я невольно задумался, кто он такой и чем занимается. Костюм, состоявший из ветхой замшевой куртки для гольфа, вельветовых брюк и крепких сапог, ничего мне не сказал. Многие, возможно, сочли бы его просто бродягой, но в нем чувствовалась деловитая энергия, необычная для людей такой категории.

Я опустил стекло дверцы, и щеку мне обжег ледяной ветер йоркширского марта.

— Утро нынче морозное, — заметил я.

Он как будто удивился.

— Ага, — сказал он после паузы. — Похоже, что так.

Я поглядел на коляску, старую и ржавую, на восседающею в ней большого пса. Это был ларчер — помесь колли с грейхаундом. Он ответил мне взглядом, полным спокойного достоинства.

— Хороший пес, — сказал я.

— Джейк-то? Еще какой! — Он снова улыбнулся, открыв ровные белые зубы. — Лучше не найти.

Я кивнул на прощание и поехал дальше, но они еще долго отражались в зеркале заднего вида: коренастый мужчина, который бодро шагал, откинув голову и расправив плечи, и большой пятнистый пес, возвышающийся над детской коляской, точно статуя.

Новая встреча с этой поразительной парой не заставила себя ждать. Я осматривал зубы ломовой лошади во дворе фермы и вдруг заметил, что выше по склону, за конюшней, у каменной стенки, стоит на коленях какой-то человек, а рядом возле детской коляски сидит на траве большая собака.

— Э-эй! Кто это? — спросил я у фермера, кивнув на холм.

Он засмеялся:

— Это Родди Трэверс. Вы его знаете?

— Нет. Как-то перекинулся с ним словом на дороге, и все.

— На дороге? Это верно. — Он кивнул. — Родди только там и увидишь.

— Но кто он? Откуда?

— Вроде бы он йоркширец, только точно не знаю. Да и никто не знает. Но я вам одно скажу: руки у него золотые. За что ни возьмется, все сделает.

— Да, — сказал я, наблюдая, как Трэверс ловко укладывает плоские камни, заделывая пролом в стене. — Теперь ведь мало кто берется чинить эти ограды.

— Верно. Работа не из простых, а умельцев все меньше становится. Родди тут мастер. Ну да ему все по плечу — что изгороди ставить, что канавы копать, что за скотиной ходить.

Я взял напильник и начал обтачивать острые углы на коренных зубах лошади.

— И долго он у вас останется?

— Как кончит со стенкой, так и уйдет. Я бы его подзадержал, да только он никогда в одном месте долго не остается.

— Но где-то у него есть же свой дом?

— Нету. — Фермер снова засмеялся. — Родди живет налегке. Все его добро у него в коляске.

На протяжении следующей недели, пока весна мало-помалу вступала в свои права и на солнечных склонах высыпали первоцветы, я часто видел Родди — то где-нибудь на дороге, то лихо орудующего лопатой в канаве, опоясывающей луга. И всегда тут же был Джейк — трусил рядом или сидел и смотрел, как он работает. Но встретились мы снова, только когда я вакцинировал овец мистера Паусона от размягченной почки.

Всего их было три сотни, и работники загоняли по несколько овец в маленький закут, где Родди хватал их и удерживал, пока я делал прививку. Оказалось, что и в этом он мастер. Полудикие овцы с холмов пулей проскакивали мимо него, но он спокойно ловил их за длинную шерсть, иногда даже в прыжке, и задирал передние ноги так, чтобы открылся голый участочек кожи под мышкой, который природа, словно нарочно, создала для иглы ветеринара. Снаружи на открытом склоне в своей обычной позе сидел большой ларчер и с легким интересом посматривал на местных собак, которые рыскали между загонами, но ни в какое общение с ними не вступал.

— А он у вас хорошо воспитан, — заметил я.

Родди улыбнулся:

— Да, Джейк не будет бегать туда-сюда, мешая людям. Он знает, что должен сидеть там, пока я не кончу. Вот он и сидит.

— Причем, судя по его виду, вполне этим доволен. — Я снова взглянул на Джейка, такого спокойного и счастливого. — И жизнь он ведет чудесную, странствуя с вами повсюду.

— Что так, то так, — вмешался мистер Паусон, пригнавший новую порцию овец. — Никаких забот не знает, прямо как его хозяин.

Родди промолчал, но когда овцы вбежали в закут, он выпрямился и перевел дух. Ему приходилось нелегко, и по его лбу стекали струйки пота, но взгляд, которым он обвел вересковую пустошь и встающий за ней склон холма, был исполнен удивительной безмятежности. И тут он сказал:

— Пожалуй, так оно и есть. Нам с Джейком тревожиться не из-за чего.

Мистер Паусон весело ухмыльнулся:

— Вот это ты правду сказал, Родди. Ни жены, ни ребят, ни взносов по страховке, ни долга в банке — не жизнь у тебя, а малина.

— Оно так, — заметил Родди. — Да ведь и денег тоже нету.

Фермер бросил на него лукавый взгляд:

— Значит, что же? У тебя на душе поспокойнее было бы, если бы ты отложил деньжат на черный день?

— Да нет! С собой же их таскать не будешь, а пока человеку на расходы хватает, с него и довольно.

В этих словах не было ничего особенно оригинального, но я запомнил их на всю жизнь. Потому что сказал их Родди — и сказал с неколебимым убеждением.

Когда я кончил и овцы радостно затрусили назад в луга, я повернулся к Родди: