Джеймс Хэрриот - И все они – создания природы

— Вон как вы раковину испакостили! — воскликнул мистер Биггинс. — Да хозяйка, когда вернется, меня поедом есть будет.

— Не беспокойтесь, оно сразу отойдет.

Я выдавил из себя улыбку. Но он мне не поверил.

Я высушил стеклышко у огня, установил микроскоп на столе и посмотрел в окуляр. Ну, разумеется, ничего кроме эритроцитов и лейкоцитов. Ни единой сибиреязвенной палочки в поле зрения.

— Все нормально, — сказал я. — Можете звонить живодеру.

Мистер Биггинс надул щеки и страдальчески махнул рукой.

— Ну, задали вы мне чертову мороку, и все попусту, — пожаловался он.

Уезжая, я подумал — и не в первый раз, — что мистера Биггинса ничем пронять невозможно, верх всегда остается за ним. И месяц спустя это убеждение окрепло еще больше, когда в базарный день он вошел в приемную.

— У одной моей коровы язык одеревенел. Дайте-ка мне йоду, чтоб смазывать.

Зигфрид поднял голову от книги вызовов.

— Отстали от времени, мистер Биггинс, — улыбнулся он. — У нас теперь есть средства получше.

Фермер принял привычную позу — втянул голову в плечи и насупился.

— Мне эти ваши новые штучки ни к чему. Чем всегда скотину пользовал, тем и буду.

— Послушайте, мистер Биггинс, — со всей доступной ему убедительностью начал Зигфрид, — язык йодом уже сто лет никто не смазывает. Мы давно с успехом применяли йодистый натрий внутривенно, но даже от него отказались, потому что сульфаниламид еще лучше.

— Одни пустые слова, мистер Фарнон, хоть, конечно, и ученые, куда уж нам! — буркнул фермер. — А что для моей коровы лучше, это уж мне решать. Так дадите йоду или нет?

— Нет, — отрезал Зигфрид, и его улыбка погасла. — Как ветеринар я просто не имею права прописывать устаревшие, отвергнутые средства. — Он обернулся ко мне. — Джеймс, будьте так добры, принесите фунтовый пакет сульфаниламида.

Под аккомпанемент протестов мистера Биггинса я пробежал по коридору в аптеку, где целые полки были заняты пакетами сульфаниламида, фунтовыми и полуфунтовыми, в тот период он находил широчайшее применение в ветеринарной практике, так как оказался куда действеннее наших былых панацей. С успехом использовался при многих инфекционных заболеваниях, служил великолепной присыпкой для ран и, как совершенно правильно сказал Зигфрид, быстро исцелял актиномикоз — или «деревянный язык», пользуясь средневековым термином.

Кубические пакеты из белой бумаги были перевязаны шпагатом. Схватив один, я рысцой вернулся в приемную. По коридору поочередно разносились два громких голоса.

Спор не оборвался, и когда я вошел в дверь. С первого взгляда мне стало ясно, что терпение Зигфрида истощилось. Он буквально вырвал у меня пакет и начал торопливо писать на этикетке дополнительные инструкции.

— Для начала дайте три столовых ложки в пинте воды, а потом…

— Говорят же вам, не желаю я…

— …давайте по одной столовой ложке три раза в день…

— …не верю я во всякие ваши новомодные штучки…

— …а когда пакет кончится, загляните сюда, и, если надо будет, мы дадим вам второй…

Фермер смерил моего партнера злобным взглядом.

— От этой пакости никакого толка не будет!

— Мистер Биггинс, — произнес Зигфрид со зловещим спокойствием, — сульфаниламид вылечит вашу корову.

— Не вылечит!

— Вылечит!

— Не вылечит!

Зигфрид хлопнул ладонью по столу. Категорически и оглушительно.

— Забирайте! А если не поможет, я с вас ничего не возьму. Договорились?

Мистер Биггинс сузил глаза, но я видел, что соблазнительная мысль получить что-то просто так, ничего не уплатив, взяла верх над всем остальным. Медленно, неохотно он протянул руку и взял пакет.

— Вот и хорошо! — Зигфрид взмыл из-за стола и похлопал фермера по плечу. — Позвоните, когда порошок кончится. И бьюсь об заклад, на что хотите: вашей корове сразу станет много лучше.

Дней через десять, возвращаясь после кастрации жеребят, мы с Зигфридом оказались возле фермы мистера Биггинса. Завидев его дом — массивное квадратное здание, с палисадником, где зеленела только картошка (мистер Биггинс считал всякие там цветочки зряшным переводом денег), — мой партнер притормозил.

— Завернем-ка туда, Джеймс, — прожурчал он. — Наш приятель словно воды в рот набрал. Подозреваю, самолюбие не позволяет признать, что от сульфаниламида толк все-таки есть. — Он тихонько засмеялся. — Вот мы ему хвост и прищемим!

Он свернул во двор позади дома. Но когда собрался постучать в дверь кухни, вдруг опустил уже занесенную руку, дернул меня за локоть и возбужденно прошептал:

— Нет, Джеймс, вы только поглядите!

За стеклом кухонного окна на подоконнике красовался наш кубический пакет и белой обертке, целый и невредимый. Даже шпагат не был снят.

Зигфрид стиснул кулаки.

— Чтоб его черт побрал, осел упрямый! Он ведь даже не попробовал — из чистой подлости.

Но тут мистер Биггинс отворил дверь, и Зигфрид весело с ним поздоровался.

— А, мистер Биггинс! Доброго утра. Мы проезжали мимо и решили посмотреть, как дела у вашей коровы.

Глаза под мохнатыми бровями забегали, но мой партнер произнес самым дружеским тоном, небрежно взмахнув рукой:

— Разумеется, бесплатно. Нам самим любопытно взглянуть.

— Э… а… Я вот в шлепанцах… Сел вот чайку попить… Чего вам затрудняться…

Но Зигфрид уже устремился к коровнику. Обнаружить больную оказались проще простого: обтянутый шкурой живой скелет — с морды свисают сосульки слюны, под нижней челюстью длинное вздутие. Среди упитанных товарок она сразу бросалась в глаза.

Зигфрид быстро ухватил ее за нос, повернул мордой к себе, другой рукой открыл рот и потрогал язык.

— Нет, вы только, пощупайте, Джеймс, — шепнул он.

Я провел пальцами по твердой бугристой поверхности.

— Ужасно! Чудо, что она еще хоть что-то ест. — Я понюхал пальцы. — И йодом смазано.

— Да. Он сразу от нас отправился в аптеку.

Тут дверь коровника распахнулась и на пороге возник запыхавшийся мистер Биггинс.

Мой партнер устремил на него печальный взгляд вдоль коровьей спины.

— Видимо, вы были правы. Наше лекарство нисколько ей не помогло. Просто не понимаю! — Он погладил подбородок. — И бедной вашей корове, боюсь, очень плохо. Совсем истощена. Приношу вам свои искренние извинения.

На лицо мистера Биггинса стоило посмотреть!

— А… да ну… оно, конечно… не полегчало ей… Того и гляди…

— Послушайте, — перебил Зигфрид, — я чувствую, что вина моя. Мое лекарство ей не помогло, значит, я обязан ее вылечить. — Он решительно зашагал сквозь строй коров. — У меня а машине есть раствор, который обязательно должен ей помочь. Извините, я сейчас.

— Да погодите вы… я ж не знаю… — Но его возражения пропали втуне, Зигфрид уже открывал багажник.