Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара

Жизнь Дж. Хэрриота не претендует на подвиг, в его книге нет призывов, нет философских обоснований, нет дидактики. Он не моралист, он ни в чем не пытается убедить нас. Его поражает, что «по всему миру людям оказалась интересна моя личная жизнь». В этом-то прелесть и сила его книги. Она вдруг почти нечаянно приоткрывает без всяких на то намерений сокровенную и вечную проблему смысла человеческой жизни. Захолустье, тяжкий, неблагодарный, незамечаемый труд ветеринара. Читаешь и видишь, сколько красоты в этих йоркширских холмах, как непредсказуемо ведут себя животные, как своеобычны фермеры, как сурова их крестьянская жизнь. И как романтична профессия ветеринара, какое глубокое удовлетворение может она доставлять. Он не только возвысил свою профессию, он показал, как находить счастье в самом, казалось бы, невидном труде. А кроме того, еще существует возможность видеть всегда веселое и смешное. Эта книга освещена улыбкой, а то и смехом. Прекрасное чувство юмора, такое же доброе и любовное, как и многое другое в этом человеке. Как хорошо быть веселым, незлобивым, уметь прощать людей. Но если это щедро вознаграждается, то почему же так мало таких ветеринарных врачей, так мало хэрриотов? Преимущество скромного, почти бедного быта, устремленного вглубь, а не вширь, становится в этой книге завидным. Путешествия — редкость, роскошь малодоступна, праздников мало, одежда, еда — все самое простое, автомобиль старенький, дешевый, но, оказывается, есть другие повседневные радости, и их множество, почти каждый визит полон неожиданностей и загадок… В своем предисловии Хэрриот пишет о том, как создавались его книги. В его замысле не было никакой сверхзадачи, он всегда лишь отбирал любимые эпизоды из своей практики, «те, над которыми моя семья и я смеялись много лет». Наверное, так оно и было. Надо, оказывается, всего лишь любить все эти создания, прекрасные и удивительные, — это и есть самое главное и нужное всем.

Даниил Гранин

Я писал свои книги, подчиняясь потребности как-то запечатлеть интереснейшее время в ветеринарии. Мне хотелось рассказать людям, каково было лечить животных до появления пенициллина и о всем том, что смешило меня во время визитов на фермы, когда мы работали в условиях, которые сейчас кажутся первобытными.

Потребности этой, однако, потребовалось много времени, чтобы воплотиться в чем-нибудь конкретном. До некоторой степени я удовлетворял ее, рассказывая жене о событиях дня, а под конец неизменно добавлял: «Это я обязательно включу в мою книгу».

Несомненно, так продолжалось бы и по сей день, если бы жена как-то не сказала в ответ:

— Джим, никакой книги ты не напишешь.

Сказала она это без всякой задней мысли, но я ужаснулся.

— С чего ты взяла?! — воскликнул я.

— Видишь ли, про свою книгу ты говоришь вот уж двадцать пять лет. На прошлой неделе мы отпраздновали серебряную свадьбу. Или ты забыл?

Я начал доказывать, что просто не люблю действовать на горячую голову, а предпочитаю прежде немножко подумать и взвесить. Но женщин логикой не проймешь.

Она ласково мне улыбнулась.

— Не принимай это так близко к сердцу, Джим. Ты не одинок, тысячи людей тешат себя мыслью, что рано или поздно напишут книгу, только вот руки у них никак до нее не доходят.

— Но я напишу! Напишу! — негодующе вскричал я.

Она снова улыбнулась, но чуть грустно.

— Пойми же, у тебя ничего не выйдет. Пятидесятилетним ветеринарам поздновато становиться писателями.

Ну уж этого я не стерпел: тут же ушел из дому, купил побольше бумаги и сел писать.

Собственно, намеревался я написать юмористическую книгу и только — ведь в те дни жизнь ветеринара изобиловала всякими забавными случаями. Но по мере того как она продвигалась, мне стало ясно, что есть очень много другого, о чем я хотел бы упомянуть. Меня тянуло рассказывать и о печальных вещах, потому что они тоже неотъемлемы от жизни ветеринара, и о людях редкостной души среди былых фермеров, и о чудесной природе сельского Йоркшира, которая всегда служила фоном моей работы.

Я был городским мальчишкой, вырос в Глазго и оказался в Йоркшире совершенно случайно — потому лишь, что получил диплом в тяжелые времена, когда выбирать не приходилось. Я был совершенно не подготовлен к встрече с суровой красотой йоркширских холмов, но их дикость и величавый покой сразу меня покорили. Меня околдовали чары, которые не рассеялись и по сей день.

Сев писать, я обнаружил, что подсознательно запечатлеваю на бумаге свои воспоминания в хронологическом порядке: едва завершалась одна книга, как она находила продолжение в следующей — развитие ветеринарной науки и события моей собственной жизни излагались в их естественном течении.

И вот теперь самые драгоценные нити тех лет собраны воедино в одном великолепном издании. Замысел этой книги позволил мне отобрать самые мои любимые эпизоды — те, над которыми моя семья и я смеялись много лет, и те, которые, по словам моих читателей, особенно им понравились.

Здесь изложена вся ранняя история моей профессиональной жизни, и теперь, перелистывая страницы, рассматривая фотографии тех мест, где мне довелось работать и развлекаться, я радуюсь, что нашел время сохранить в книгах немало такого, что ушло безвозвратно. Особую ностальгическую власть имеют надо мной рисунки на полях, вновь и вновь приятно возвращая мою память в царство прошлого.

Своеобычные натуры тогдашних фермеров, послужившие столь благодатной почвой для моих книг, исчезли навсегда, уступив место новому, агрономически образованному поколению. Эти современные фермеры, возможно, самые передовые в мире. Они очень симпатичны, и мне не доводилось встречать людей, которые работали бы упорнее их, но с ними не так увлекательно иметь дело, как с их отцами.

Да, кстати, об увлекательности — наша профессия во многом утратила ее с появлением множества новых медикаментов и способов лечения. В ветеринарной практике всегда отыщется что-нибудь забавное, потому что животные непредсказуемы и нередко ставят своих врачей в дурацкое положение, но все же не так, как в былые дни черной магии, редкостных и в основном бесполезных снадобий, от которых попахивало знахарством. Они канули в вечность, и хотя я радуюсь их исчезновению как ветеринар, как писатель я его оплакиваю.

Меня не переставало удивлять, что по всему миру людям оказалась интересна моя личная жизнь. Вначале она служила своего рода стержнем, на который я нанизывал всевозможные эпизоды из своей ветеринарной практики, но с годами обрела в моих книгах самостоятельную значимость. И вот теперь в этих двух томах она вся: как я ухаживал за моей будущей женой, как мы поженились, как я ушел в ВВС с началом войны, как родились мои дети и все радости, которые они мне дарили.