Майя Фролова - Побаски кошки Мотьки

Мама хвалит меня, называет чистюлей.

И еще у меня есть дело — гулять на балконе.

За балконной дверью много непонятного и даже страшного. Взбираюсь на ящики для цветов и гляжу вниз.

Сколько людей там разных! Мальчишки бегают, вопят во все горло. Машины стоят гуськом, иногда начинают реветь, гудеть, срываются с места, уезжают, приезжают. С этими чудовищами я уже встречалась, я их боюсь, как и мальчишек.

Не достанете, не достанете! Вы внизу, а я высоко!

Иногда там прошмыгивают очень похожие на меня существа, но они не боятся ни машин, ни мальчишек. Остановятся друг перед другом, хвостами вертят, мяукают, вопят. Меня очень волнует их крик, тянет к ним неудержимо. Я смотрю на маму — кто они?

— Твои родственники, коты и кошки, — объясняет мама. — Пока тебе к ним нельзя, Мотечка, у тебя глазик больной и ты еще маленькая. Это дворовые коты, ко всему привычные, а ты домашняя. Подрастешь к весне — возьмем тебя на дачу, там найдешь себе друзей. А сейчас зима. Смотри, снова снег идет.

Я уже знаю про снег, познакомилась с ним на балконе. Выпустила меня мама, а в ящиках поверх земли что-то белое, пушистое, холодное, на перилах тоже.

Чтоб я не простудила лапки, мама смела снег с ящиков веником, с перил я сама сбрасывала лапкой вниз, наблюдала, как он пушистым облачком разлетается.

Мне хочется сказать маме: не беспокойся, мне совсем не скучно, я с удовольствием подожду до весны. Мне просто интересно, что там внизу происходит, ведь я так мало знаю.

Мы жили счастливо и дружно.

Вечерами мама садилась в кресло-качалку и смотрела телевизор. Нажмет кнопку — в большом ящике зажигается огромный глаз. Но я не смотрю. Один раз прыгнула, хотела понюхать, а он как зашипит на меня — не подходи!

Даже моя короткая шерсть вздыбилась на спине. Уткнусь-ка я лучше в маму и буду потихоньку мурчать и подремывать. Это самые блаженные минуты в моей жизни.

Митя сидит на диване, шуршит газетами. Иногда разрешает мне поиграть с газетой, но предупреждает — не рви!

Да разве уследишь за своими когтями, они сами высовываются и цепляются за бумагу, которая так восхитительно шуршит, когда рвется.

Митя делает вид, что сердится, но я чувствую, что ему нравится играть со мной. Когда мамы нет дома, я смело прыгаю ему на колени, даже на шею взбираюсь. Она у него широкая, можно и разлечься.

Митя пахнет по-другому, чем мама, но тоже приятно. Я знаю, что могу больше его не опасаться. Даже когда развалю стопку газет на столике — ничего, сходит. Поворчит и сложит, пока мне снова не захочется посмотреть, как газеты разлетаются во все стороны.

Наконец мы отправились на дачу. Хоть я была при маме и знала, что ничего плохого со мною не случится, я просто не могла заставить себя залезть в сумку, куда мама хотела меня посадить. Пришлось заматывать меня в платок и засовывать в сумку насильно.

Сумку застегнули, оставив дырочку, чтоб мне было чем дышать.

Сумку взял Митя. Мама напомнила ему, чтоб он нес бережно, но все равно меня ужасно трясло и раскачивало. А когда мы сели в автобус (я узнала его по запаху), я стала биться и вопить — выпустите меня, убегу куда глаза глядят, все это мне снова не пережить! У меня даже голос какой-то противный прорезался, будто вместо меня орал кто-то незнакомый.

Люди смеялись, мама похлопывала по сумке, стараясь меня успокоить, но не открывала. Митя предупредил ее, что я ошалела и со мною не справиться, ведь я уже не котенок, а сильная кошка.

Кто-то уступил маме место, она поставила сумку на колени, трясти перестало. Я успокоилась и незаметно заснула.

Проснулась, когда сумку распахнули. Что-то яркое, теплое заливало меня, наполнило сумку доверху. Я зажмурилась, даже шевелиться не хотелось.

Солнце я знала и раньше. Помнила, как сидела сиротливо под кустом, обиженная и несчастная, оно одно согревало и утешало меня. Солнце проникало и в нашу квартиру, я растягивалась на ковре, солнечное пятно передвигалось, и я переползала за ним, даже не открывая глаз.

Когда солнце вливалось в окно, все становилось веселым, нарядным, особенно радовались рыбки в аквариуме, бодро виляли хвостиками, сверкая среди зеленых водорослей, шныряли вверх-вниз.

Мама опасалась, как бы я не попыталась выловить рыбку лапой, но я только один раз обмакнула ее и мне это ужасно не понравилось. Не зря же мама называла меня кисулей-чистюлей. Люблю, когда у меня сухие чистые лапки.

Но так много солнца вокруг не было еще никогда.

Мама взяла меня на руки, погладила.

— Не бойся, Мотя, тебе здесь будет хорошо, здесь — приволье. Привыкай к новой жизни.

А я и не боялась: мама-то никуда не делась, рядом. И Митя здесь, при нас. И никакой автобус не тарахтит и не качает.

Мама поставила меня на дорожку, и я оказалась среди кустов и деревьев, травы, я их любила в своей прежней жизни. А кто это там шебуршит и цинькает среди веток? Какие-то незнакомые птички.

Дома на балкон иногда садились голуби, я подскакивала на подоконнике, клацала зубами, но они меня не боялись, понимали, что через окошко мне их не достать. Как только я выбиралась на балкон, они улетали.

Ну, птицы, держитесь, здесь-то уж я до вас доберусь!

Я подбежала к дереву, вцепилась в ствол.

— Вот и зверь пробудился, — засмеялся Митя. — А ты говорила — человек.

— Ну и что — зверь? — возразила мама. — У них такое же право на все, как и у нас. И нам друг без друга не жить, правда, Мотя?

Но мне некогда было рассуждать. На дерево я не полезла, сначала нужно потренироваться, зато когти поточила всласть. Да и птицы, которых мама назвала синичками, перепорхнули на другое дерево. На крыльях-то чего проще, перелетели — и все, хитрые! А у меня крыльев нет. Ничего, я вас перехитрю, а пока нужно все оглядеть, познакомиться. С этого я и начала свою новую жизнь.

На веранде стол, кресло, паук в паутинке над входом, высоко, не достать. Дверь в домик распахнута, колышется зеленая занавеска. Все вокруг нежно-зеленого цвета, и трава, и молодые листочки. Но из двери незнакомый запах, будто ударил в нос, скомандовал: внимание, мыши!

Я не знаю, кто это — мыши, но почему-то твердо знаю, что моя обязанность выслеживать и ловить их.

Мой хвост тревожно завертелся. Митя сказал:

— Вот и работенка для тебя нашлась, Мотя. Теперь мышам неповадно будет сюда шнырять, а то расхозяйничались без нас.

Я обследовала домик и обнаружила под кроватью и за тумбочкой две большие дырки. Из них-то и пахло мышами. Ну, я вас укараулю, мыши, я здесь хозяйка!

Но сидеть у норок и выжидать мне вовсе не хотелось в такой солнечный день. Отложу на потом, никуда они не денутся. Небось тоже меня учуяли, не появятся сейчас. Скорее на волю, в сад, я еще ничего не успела толком разглядеть.