Ольга Арнольд - Любимая противная собака

— Тетя Оля, — затараторила она, — мама велела вам передать, чтобы вы не беспокоились о Глаше. Она только что вышла из леса, что-то дожевывая, окунулась в море и сейчас направляется домой.

После этого мы перестали волноваться и махнули на нее рукой: одичала так одичала. Нам рассказывали, что каждое утро она обязательно посещала биостанцию, причем во время своего инспекционного осмотра заходила в каждый домик, так что ее «в лицо» знали даже рабочие-строители, жившие на отшибе и мало общавшиеся с остальными обитателями. Впрочем, иногда она разыгрывала из себя послушную домашнюю собачку. Как-то раз, собираясь на море, мы не стали дожидаться ее возвращения из «тура», а махнули на нее рукой и ушли. Потом нам что-то понадобилось из палатки, муж пошел за этой вещью — и вернулся вдвоем с собакой, причем она шествовала с ним рядом, у ноги, как обученная немецкая овчарка. Тешу себя мыслью, что ей стало скучно в нашем маленьком палаточном лагере без хозяев…

Нельзя было назвать Глашу гениальной, но лоб у нее был поистине сократовский, необычайно крутой. Когда она думала, на лбу появлялись глубокие морщины; когда же она понимала, что ей делать дальше, лоб разглаживался. Учить ее элементарным трюкам оказалось очень легко. А с выученными трюками она расправлялась лихо. Как-то раз в экспедиции во время общего праздника я отвлеклась на минуту и выпустила ее из поля зрения. Только услышав общий смех за детским столом, я увидела «пасшуюся» там Глашу. Передние ее лапки так и мелькали в воздухе, а содержимое тарелок детей быстро исчезало в ее желудке за «десятую» или «двенадцатую» лапу.

А еще наша Глаша обладала ярко выраженной эмпатией: она прекрасно чувствовала настроение близких людей и, если кто-то из нас был расстроен, тут же кидалась его вылизывать. Правда, она не всегда могла отличить смех от плача. Однажды Глаша чуть не сорвала мне сеанс гипноза. Пациентка, которую она хорошо знала, в состоянии гипнотического транса зарыдала, как и было положено в тот момент по сценарию, и моя собачка ринулась ее утешать — хорошо, что я умудрилась перехватить ее в самый последний миг. Ей бы вообще работать психотерапевтом: когда у меня тяжело заболел отец, она с упоением вылизывала мою мать, которую в обычное время не слишком жаловала из-за самой банальной ревности.

Давно уже нет с нами Глаши, которая прожила с нами до глубокой старости; надеюсь, она в собачьем раю. У нас на стене висит ее портрет. Последние несколько лет место рядом со мной на диване занимает очаровательное существо, с идеальным собачьим характером, умный, веселый и игривый пес — и при этом абсолютно не кусачий. А я все тоскую по Глаше — несмотря на ее скверный характер, а может, благодаря ему. Да, характер у нее был, да еще какой! Как ни странно, ангелов любят меньше, чем стерв…

М еня зовут Динка. Я — маленькая кошечка, родом из далекой страны, которую называют Персия. Я Персию никогда не видела, но мне туда не хочется. Мне и дома хорошо. Правда, народа у нас много: кроме меня, еще моя мама Дуся, мой брат Толстик, моя сестра Кнопка. Есть и еще существо тоже на четырех лапах, но на нас, кошек, не похожее. Зовут ее (это она) Санни, а из разговоров хозяев я поняла, что это собака. Хозяева — это те, кто на двух ногах, и их много. Больше трех: старшая хозяйка, две хозяйки поменьше и хозяин. Они передвигаются на двух ногах (наверное, страшно неудобно) и очень большие. Они нас кормят, ласкают, а еще следят за порядком в доме. Порядок, по их мнению, совсем не то, что считаем мы, кошки, а за его нарушение они нас наказывают — не больно, не так, как мама Дуся, но очень обидно. Но мы, кошки, хитрые, и их легко обманываем. Я люблю сидеть на коленях у хозяина, он очень хорошо умеет гладить. Хозяева думают, что они главные в доме, но на самом деле главная — это моя мама Дуся. Ей все подчиняются, даже Санни, и порядок она наводит лучше, чем люди. Хозяева ее уважают. Я горжусь тем, что я кошка, быть кошкой очень почетно.

Первое мое воспоминание — это мягкий бок мамы. У нее на животе что-то такое, от чего, пососав это, становится очень вкусно. Нас у мамы трое. Из разговоров наших хозяев я поняла, что маму зовут Дуся, моего крупного и более сильного брата — Толстиком, а мою сестру — Кнопкой. Мама огромная, а мы все маленькие, даже когда выросли, причем Кнопка еще меньше меня. Говорят, что нашего отца звали Вовиком, но о нем у меня нет отчетливого представления; кажется, я его видела, но он куда-то исчез.

Люди думают, что мы не понимаем, о чем они говорят, но мы все понимаем. Мы считываем их мысли. Вот сегодня самая младшая хозяйка говорила по телефону и кому-то рассказывала, что собирается вести дневник, и объяснила, что это такое. Я ее знаю, у нее никогда не хватит терпения все записывать, а вот у меня хватит. Почему бы не попробовать?

Я этот день помню смутно, потому что я тогда была совсем маленькая. Мама Дуся меня только-только перестала кормить своим животиком. Я тогда узнала, что есть еще другие вкусные вещи, кроме молока. Меня, как магнитом, тянуло на кухню — оттуда шли такие умопомрачительные запахи! Как-то раз я улучила момент, когда хозяйка вышла, забралась на стул, а оттуда прыгнула на стол. На самом краю стояла плоская миска — из таких едят люди, называется тарелка, — а в ней лежали восхитительные кругляши мяса, сочащиеся маслом! Я вцепилась всеми лапами в котлету, но она оказалась очень тяжелой и меня перевесила, и мы вместе упали на пол. Тут же прибежала хозяйка, подняла меня, но я успела съесть половину. Странные все-таки создания люди — за воровство они всегда нас наказывают, я об этом узнала позже, поэтому красть надо тайком, но в тот раз хозяйка почему-то меня не наказала, а долго смеялась.

Когда я подросла, то узнала, что мы, кошки, хищники. То есть мы должны охотиться на мышей и птичек. Мышек у нас в доме, к сожалению, нет. Было одно толстое маленькое существо, которое называлось «хомячком». Мы с мамой как-то раз, когда оно вылезло из клетки, попытались его съесть, но Санни его у нас отобрала и стала вылизывать (Санни очень хорошо лижется), а из ее пасти хомячка взяла хозяйка и куда-то отнесла. Из разговоров мы поняли, что его отдали каким-то детям. А вот птички — это другое дело. Птичек у нас много летает за окном. Я люблю наблюдать за ними, сидя на подоконнике. Летом, когда окна распахнуты настежь, они порою залетают к нам в дом, и мы с братом Толстиком за ними охотимся. Один раз ему удалось поймать ласточку, но он не успел ее съесть, как влетела разъяренная хозяйка и ее отобрала. Я тоже однажды почти схватила ласточку, но, увы, она улетела, а у меня в когтях осталось только перышко. Есть у нас еще одна птичка, не дикая, но охотиться на нее строго запрещено. Но, может, когда-нибудь…