Ольга Арнольд - Сезон любви на Дельфиньем озере

Не надо искать среди реальных сотрудников наших дельфинариев героев этой книги — мои персонажи ни на кого конкретно не похожи, так же как в дельфинарии на Черноморском побережье Кавказа никогда не было преступлений и преступников (никогда, надеюсь, не будет). Но это не умаляет моей любви ко всем, кто посвятил свою жизнь изучению и дрессировке морских животных, о ком я думала, когда писала этот роман. А вот что касается четвероногих, ластоногих и разных других хвостатых действующих лиц, то все они существовали на самом деле, и я надеюсь, что верно отразила их характеры.

Действие книги происходит в середине восьмидесятых годов, но любовь к животным, как и любовь вообще, вечна.

Если бы я верила в роковые предзнаменования, то ни за что в тот год не поехала бы в Ашуко. За неделю до моего приезда в километре от дельфинария обнаружили труп некоего полковника, который отдыхал в соседнем поселке, снимая комнату у местной жительницы. Что он делал в такой дали от известных курортов и цивилизации? Очевидно, его привлекли именно эта дикость, пустынные пляжи и прозрачная вода. Эта же дикость его и погубила — к тому времени как его тело нашли на прибрежных камнях, он был мертв уже несколько часов. Он все еще был в водолазном снаряжении, с аквалангом за плечами; потом мальчишки подобрали неподалеку его гарпунное ружье. Отчего умер этот любитель подводной охоты: то ли с сердцем стало плохо, то ли в акваланге была какая-то неисправность, — так и не узнали. Но после этого Тахир Рахманов, начальник биологической морской станции, распорядился проверить все водолазное оборудование и ни в коем случае не подпускать к аквалангам любителей.

Но я не верила (и не верю) в предзнаменования и поехала в Ашуко, а распоряжение Тахира меня не касалось — я не любитель, я мастер спорта по плаванию и кандидат в мастера по подводному плаванию и с аквалангом умею обращаться так же хорошо, как машинистка со своей пишущей машинкой.

Собственно говоря, меня все уговаривали провести в тот год отпуск в дельфинарии: и мои подруги Вика и Ника, и моя тетушка Ванда. Впрочем, Ванда приглашает меня приехать в Ашуко каждый полевой сезон, но на этот раз она была особенно настойчива: у постоянного инженера-подводника ее группы было острое воспаление среднего уха (это профессиональная болезнь водолазов), и запланированный на июль эксперимент был на грани срыва. Разговаривая со мной в Москве перед своим отъездом на юг, она драматическим тоном добавила:

— Не бойся, Татьяна, его там не будет: тренеры демонстрационного дельфинария считают ниже своего достоинства преодолевать своими ногами те три километра, что отделяют соленое озеро от нашего лагеря.

Под местоимением «он» она имела в виду моего бывшего мужа Сергея, с которым я рассталась шесть лет назад; только такая романтичная натура, как моя тетушка, могла подумать, что это меня сейчас волнует, хотя когда-то именно из-за развода я резко переменила свою жизнь и нашла себе работу, абсолютно не связанную ни с морем, ни с водными млекопитающими, ни с их тренерами.

И вот в теплый июньский день мы с моими девчонками встретились в аэропорту Внуково. Рейс, как это обычно бывает, откладывался, и мы расположились со своими вещами в каком-то закутке. Сумок и баулов у всех набралось немало, я, например, везла с собой свой любимый костюм для подводного плавания «Калипсо» — единственный, в котором я чувствую себя в воде если не как рыба, то более или менее свободно. Мое внимание привлекла закрытая плетеной крышкой корзинка, которая вдруг начала подпрыгивать. Я протерла глаза, решив, что это зрительная галлюцинация, но тут Вика, заметив выражение моего лица, расхохоталась:

— Да, Таня, она действительно скачет! Эту корзинку мне передали сегодня утром для ребят с озера: они заказали черную кошку, и вот я ее и везу, и притом беременную!

Мы с Никой тоже засмеялись, и все втроем хохотали долго и с наслаждением, и не только из-за прыгавшей корзинки, но и просто так: мы предвкушали месяц, лишенный обычных московских хлопот, месяц, проведенный в великолепной компании, мы снова почувствовали себя такими же молодыми и беззаботными, какими были десять лет назад, когда познакомились в том же самом Ашуко.

С тех пор все мы успели выйти замуж и развестись (Ника — даже не один, а два раза); Вика воспитывает сына, а Ника — дочку. Но это не мешает нам относиться друг к другу точно так же, как в то жаркое лето, когда мы встретились на скалистом берегу Ашуко и понравились друг другу с первого взгляда, что для женщин явление совершенно необыкновенное.

Впрочем, Ника и Вика дружили уже давно, с первого курса. Когда мы познакомились, они были еще студентками-медичками и приехали в экспедицию работать поварихами, я же тогда занимала важный пост и могла бы задрать нос, но не задрала — я работала в дельфинарии тренером; это и сейчас редкая профессия, но тогда тренеров, работавших с дельфинами, в стране считали на единицы, а уж женщин среди них почти не было. И вот, хотя прошло уже десять лет, все вернулось на круги своя — Вика, теперь врач-психиатр, и Ника, невропатолог, едут на биостанцию в качестве поварих, а я снова буду тренировать дельфинов. Наверное, мы постарели, но я этого не чувствую, наоборот, мне кажется, что с возрастом мы похорошели. Ника в юности была просто красивой, теперь же ее красота приобрела какую-то особую утонченность и изысканность. Вика, миниатюрная, кругленькая, круглолицая, со сверкающими темно-карими глазами за стеклами очков, которые все равно не могли оптически уменьшить их громадность (индусы говорят о таких очах: «глаза коровы», и это считается высшим комплиментом), просто расцвела; она никогда не считалась красавицей, но сейчас так и искрилась обаянием и остроумием.

Я считаю, что для этого ей просто надо было расстаться с тираном-супругом, но вслух этого не высказываю. Что же касается меня, хоть себя хвалить неудобно, но все же скажу, что все последние годы я боролась с лишней мышечной массой — наследством моего спортивного прошлого — и победила в этой борьбе. Теперь я здорово постройнела и выгляжу как женщина, а не как член сборной команды по плаванию; вот только плечи остались у меня чересчур широкими, но с этим уже ничего не поделаешь.

Так что в тот день мы были в великолепном настроении, и никакие дурные предзнаменования нас не мучили; если и возникали какие-то предчувствия, то, скорее, ожидание любви; дельфинарий для нас всегда окружала атмосфера влюбленности, и все мы познакомились со своими будущими (первыми) мужьями именно там. И сейчас подспудно были готовы снова влюбиться — пусть на месяц, пусть не очень серьезно, но все-таки влюбиться и помнить об этих мгновениях счастья потом, в серой московской жизни…