Евгений Елизаров - Философия кошки

Которой завершается повествование, и где великодушный и терпеливый читатель узнает о неких давно уже взывающих к нему силах

Существует что-то вроде неформальной шкалы умственных способностей различных животных. По общему мнению зоопсихологов, высшие места на ней занимают человекообразные обезьяны. Трудно было бы ожидать другое, ведь принято считать, что именно они – наши ближайшие «родственники», а значит, им должно быть присуще многое из того, что со временем станет достоянием самого человека. Просто это «многое» у обезьяны должно существовать в какой-то скрытой, неразвитой, зачаточной форме и в полной мере проявляться только у человека. Довольно высокие позиции занимают и наши домашние любимцы. Но, конечно же, в этой условной иерархии способностей они располагаются значительно ниже обезьян.

На чем основана такая градация?

Многие из нас воспитаны на рожденном еще в позапрошлом столетии постулате, который гласит, что человека сделал разумным существом труд. Между тем труд – это ведь не просто практическая деятельность, но деятельность, центральное место в которой занимает использование орудий. И во многом именно поэтому мы склонны видеть у животного какие-то предпосылки мышления только там, где наблюдается именно их применение. Вообще говоря, использование орудий – далеко не редкость в живой природе, но, как кажется, самое «продвинутое» по этому критерию существо – именно обезьяна. Кстати, она умеет не только использовать подходящие материальные средства, но даже самостоятельно изготавливать их из подручных предметов среды. Все другие представители животного царства заметно уступают ей здесь, поэтому-то в условной градации интеллекта и располагаются нами на низлежащих ступенях.

Мы готовы признать, что кошки – это очень умные и развитые существа, но, как кажется, еще никто не уличал их в практическом использовании каких бы то ни было инструментов. Но если так, то никакой речи о мышлении просто не может быть уже «по определению». Значит, вопрос о том, умеют ли кошки мыслить, не имеет положительного ответа.

Впрочем, в самом ли деле они не способны ни к какой орудийной деятельности?

Вечер. Я принимаю ванну. Иногда эта приятная процедура затягивается, и вот тогда за дверями раздается жалобное мырканье – это успевшая соскучиться кошка просится ко мне. Я ее хорошо понимаю: здесь я, здесь у меня горит яркий свет, а там, в комнатах, темно и (сына где-то носит) одиноко.

Привстаю, отворяю дверь и, пропустив ее к себе, снова прикрываю: оттуда веет холодом, а я уже немолод. При этом мне приходится следить за тем, чтобы не сработала дверная защелка, ибо я очень хорошо знаю, что будет дальше. В самом деле, уже через минуту-две снова раздается ее мырканье. Поднимаю голову и заглядываю через бортик ванны: так и есть – она скромной «копилочкой» сидит у двери и, увидев, что я смотрю на нее, переводит свой взгляд на дверную ручку (кошка прекрасно знает ее назначение), затем снова поворачивается ко мне. На ее языке это означает, что я снова должен открыть ей дверь.

Но ведь дверь только прикрыта, и она легко может выйти сама, кошке же ничего не стоит ее отворить. А вот мне опять нужно вставать из воды, и это немного раздражает. Но я тут же спохватываюсь: что если бы мне самому приходилось каждый раз открывать тяжелую (пропорционально моему весу) дверь вот так же, как ей, – своим собственным носом, толкаясь им прямо в тот угол, что образуется ею и косяком? Правда, кошка умеет делать это и лапами: она привстает на задних, опирается передними о дверь и весом своего тела успешно приводит ее в движение. При этом (кошки очень наблюдательны и замечают все детали) она отлично видит, когда та лишь прикрыта, и никогда не станет ломиться в нее, если дверь заперта на защелку.

Но ведь для этого нужно вставать на задние лапы… А зачем, когда вот же он – мокнущий без дела хозяин?

Лето. На оконном стекле бьется огромная черная муха. Это с тяжелым гуденьем бьется законная кошкина добыча, – она с большим удовольствием ловит таких мух и с аппетитом их ест. Со стороны это, может, выглядит не очень эстетично, но ведь для нее это жирное насекомое – что-то вроде вкусненького летающего эклерчика. Стоит только соблазнительному лакомству опуститься чуть ниже, и для нее все кончено: кошка накрывает муху своей лапой самое большее в течение полутора-двух секунд.

Больше того, блистательная – под стать своей древней покровительнице Диане – охотница, она ловит их не только на стекле: сметая за собой стулья, она стремительно ввинчивается в воздух и бьет мечущуюся по комнатам муху прямо на лету на почти метровой высоте практически от любой опоры, будь то стул, стол или стоящая посреди комнаты гладильная доска. Все то, что находится ниже этой критической высоты, – владения моей бдительной и отважной воительницы. До тех же пор, пока вторгнувшаяся в пределы ее дома муха не опустится в зону досягаемости, кошка, внимательно отслеживая замысловатую траекторию ее полета (кстати, в этот момент она не отвлекается даже на сладостный шорох ароматного фантика), будет неотступно следовать за нею по всей квартире.

Конечно, не каждый бросок венчается успехом (ведь и у старших ее родственников, львиц и пантер удачной бывает лишь одна из примерно десяти атак), но это обстоятельство нисколько не обескураживает, напротив – чем дороже дается победа, тем больше оснований гордиться ею.

Не знаю, как именно это делается (слишком уж стремительно все происходит), но кажется, что кошка бьет свою добычу примерно так же, как и мы, то есть одновременным ударом двух лап, при этом жертва должна остаться неповрежденной (раздавленная муха теряет для нее даже гастрономическую ценность), – и в этом деле она демонстрирует мастер-класс высшего акробатического искусства. Действительно, для того, чтобы суметь приземлиться с зажатой между подушечками передних лап мухой, не раздавив ее и не разбившись самой, нужно обладать незаурядной спортивной подготовкой.

Но сейчас предмет ее вожделения высоко, там, куда самой кошке ни за что не дотянуться. Охотничий азарт уже полностью овладел моей питомицей и она истошно мечется по бетонному подоконнику, стучит своим хвостом и лихорадочно переводит взгляд то на муху, то на меня, при этом как бы все время подстегивая своим нетерпеливым мырканьем: «Ну сколько же тебя можно ждать!!!»

Я хорошо знаю, что это значит: это значит, что я должен взять ее на руки (но только так, чтобы ее передние лапы не были бы стеснены ничем) и поднять выше (разумеется, следя за тем, чтобы кошка была достаточно близко к стеклу). В этой позиции глупая муха обречена: знающая толк в своем ремесле кошка в мгновение ока накрывает ее растопыренной лапой (кстати, если всполошенной мухе вздумается метнуться куда-нибудь в сторону, я буду обязан немедленно переместить туда же свою охотницу). Мягко, чтобы не повредить пойманную жертву (не чуждая некоторой эстетике, она и в самом деле не любит раздавленных мух, как мы не любим раздавленные помидоры или разбитые яйца), кошка прижимает ее к стеклу и снова повелительно оглядывается на меня: «Майна по-малу, хозяин.»