К. ЛЬЮИС - Психосексология: хрестоматия

показывает, как изгоняемая из реальной жизни романтика чувства вынуждена

прятаться (например, в микроповестях Дж. Кабаниса) или замыкаться в коконе

извращений, как это происходит у Набокова. Фантастика - пугает и смешит нас

картинами тотально регламентированного секса. Но это уж - традиционная

обязанность литературы. Жаль только, что сайнс фикшн нечасто обращается к

реалистическому познанию процессов и явлений. В основном в ней, особенно в

классических произведениях, царствует футурологическое викторианство,

которое лишь заменяет архаичные фиговые листки транзисторным cache-sex

(гульфиком - фр.).

Мы уже убедились, что секс - это стрелка сейсмографа, регистрирующего

потрясения от столкновений цивилизации с культурой, т.е. прагматического

технократизма со стихийно противостоящими ему силами. Но вторжение

эмпирического начала в сферу секса не сможет ограничиваться тем

манипулированием, о котором хоть изредка, но говорит сайнс фикшн.

Ведь можно не просто манипулировать сексом, который дан нам биологически

можно вообще видоизменить его самым радикальным образом, преобразовав

смелыми операциями саму психическую и физическую природу человека.

Противозачаточные средства и эктогенез могут оказаться лишь первыми робкими

шагами далеко идущей автоэволюции. Фантастика об этом молчит.

...К. Уилсон, enfant terrible (сорванец, хулиган - фр.) английской

литературы, утверждает, что сам факт вторжения в сферу интимнейшей

приватности другого человека для секса жизненно важен. Секс - это временное

отступление от нормальной замкнутости в собственной приватности. В норме

желание объединяет партнеров в общем согласии на подобное отступление Норма

может быть нарушена при одном из двух отклонений либо принуждение партнера,

и тогда перед нами садизм, либо самонасилие - проявление мазохизма. Но лично

мне такое понимание не представляется чем-то извечно заданным,

безотносительным к характеру культуры Представление о приватности как

центральной ценности личности производно по отношению к общей траектории

эволюции культуры. Чтобы понимаемая таким образом приватность стала ведущей

ценностью, нужно было сперва узнать, что все люди рождаются свободными и в

силу этого наделены равными правами. С другой стороны, если бы культурные

нормы низвели сексуальную услугу до уровня ничтожной мелочи, лишенной

всякого значения, - ее трудно было бы считать ярчайшей из возможных форм

вторжения в чужую телесность.

Загвоздка в том, что мы не знаем, где лежит предел пластичности

человеческой природы, возможности изменения ценностных установок и

начинается абсолютный диктат анатомии и физиологии. Все это я к тому, что

сформулировать какие-либо разумные эмпирические гипотезы о транслокации

половых органов или о возможностях заново спроектировать генитальный

аппарат мы просто не способны. И дело не в бессмысленности всяких там если

бы, касающихся заведомо невозможного (ведь когданибудь эти начинания могут

оказаться осуществимыми), а в том, что последствия осуществления подобных

гипотез для нас абсолютно непредсказуемы. Вот где простор для воображения

фантастов! Но - любопытная вещь! - если когда-нибудь они и приближались к

этой проблеме, то лишь в платоновскомифологическом ключе, создавая сказки о

мирах, где можно понести от страстного взгляда, от лунного луча, от золотого

дождя, пролившегося на Данаю...

До тех Пор, пока речь идет об универсальном воплощении принятых культурой

идеалов красоты и здоровья, либо о физическом и духовном подтягивании

всего нашего рода к единому образцу - например, образцу Аполлона и Афродиты,

программа антропологической инженерии как сознательного проектирования

анатомии и физиологии человека не вызывает особых возражений. В худшем

случае мы рискуем услышать опасения, что если все вдруг станут прекрасными,

прекрасным не будет никто или что-нибудь в том же роде. Но на это легко

возразить, что если бы все стали богатыми, исчезло бы и само богатство, ибо

оно может существовать только как противоположность бедности. Поскольку быть

сильным, красивым, здоровым каждому предпочтительнее, чем быть слабым,

безобразным, больным, - такого рода программа может быть проведена в жизнь

без бури протестов. Думаю, что и оптимизация отдельных подсистем организма

прошла бы достаточно гладко. Орган, сочетающий возможности легкого и жабер,

выглядит привлекательнее такого, который, как легкие, жестко привязан к

одной лишь воздушной среде. Орган, который, заменив сердце, улучшил бы

кровообращение и обезопасил нас от многих заболеваний и страданий, тоже

можно было бы приветствовать. Но уже реализация эктогенеза сразу ставит нас

перед неимоверно трудными дилеммами. Расстаться с эндогенезом можно

неопровержимых аргументов против эктогенеза нет. За всеми нынешними стоит

лишь безотчетный страх перед чем-то, что может перевернуть все бытование

человека. Но мы уже давно поступились принципом неприкосновенности наследия,

завещанного нам эволюцией. Когда-то во имя этой неприкосновенности уже

боролись против обезболивающих средств, против облегчения родов, против

исследований человеческого тела - и все эти позиции давно сданы их

защитниками. Сегодня нам еще кажутся убедительными другие аргументы,

восходящие к Прекрасному новому миру Хаксли. Но Хаксли лишь показал, как

можно страшно злоупотребить приемами эктогенеза, - ничего больше. Если

следовать этой логике, то и бриться, пожалуй, не стоит ведь бритвой можно

кому-то перерезать горло. Между развитием эмбриона в искусственной матке и

селекцией выращиваемых таким образом зародышей на альф, бет и гамм -

т.е. на элиту и ее рабов - нет абсолютно никакой необходимой связи.

Достаточно лишь представить себе, что все выращиваемые в реторте младенцы

будут альфами, а роль других хакслиевых групп возьмут на себя автоматы или

какие-то другие машины, - и протест против подобных программ тут же спадет

(того, чьи именно сперматозоиды и яйцеклетки будут попадать в эту

искусственную матку, я не касаюсь - это вопрос совершенно особый).

Нападки на биотехнические методы воспроизводства людей, связанные с

романом Хаксли, - такое же недоразумение, какое мы видим в случае с

евгенической программой, чудовищно искаженной Гитлером и дискредитированной

практикой массовых убийств. Но ведь гитлеровская евгеническая программа была

самой заурядной фальсификацией, попыткой (причем очень неумелой) прикрыть