Лана Ланитова - Царство Прелюбодеев

В конце пляски раздался треск, и сарафан артистки еще больше расползся по швам, а из разорвавшейся льняной блузки вырвались на свободу две огромные белые груди, похожие на молочные фляги, увенчанные ярко-красными сосками. Аленка ойкнула и прикрыла красоту руками. Аплодисменты буквально взорвали зал. Аленка смущенно кланялась. А из зала неслись мужские голоса: «Брава, брава!», и кто-то отчаянным голосом крикнул «Бис!». На сцену полетели охапки цветов. Алена одной рукой собирала букеты, другая рука была занята – она прикрывала переспелые молочные прелести.

Затем сцена и театр куда-то исчезли – комната Владимира вновь стала прежней. Он увидел, что инвалид снова задремал, а Аленка, прикрыв круглую спину какой-то шалью и скромно притулившись к стене, возле невесть откуда взявшейся лучины, сидела и штопала себе блузку.

– Садись, Владимир Иванович, сейчас я одёжу заштопаю, и мы с тобой баеньки лягем.

– Прекратите, Алена Митрофановна, никуда я с вами не лягу! – почти крикнул он.

– Охо-хо, лихоткО, как же тебя вызнобило всего: с лица сошел, весу в тебе мало, да духу на жменьку. Я же говорю: сглазили тебя бабы – волочайки, титешницы завистливые, до чужого уда падкие… – в Аленкином рыжем лице читалось сочувствие и озабоченность. – Ну, погоди, я тебя в чувства – то приведу.

«Весу во мне мало… Да с такой прорвой и вовсе с голоду помрешь, – не без злорадства думал он. – Куда бы ее спровадить? За какой надобностью послать? Да и инвалид этот надоел. Он что, здесь решил поселиться?»

– Владимир Иванович, может вам чего заштопать? – раздался из-за спины участливый голос Аленки.

– Спасибо, не надо, – хмуро отозвался он.

Алена вышла на середину комнаты, в ее руках был обычный веник. Она стала по-хозяйски подметать пол.

– Грязно-то как у вас. Я приберу чуток.

«Как же грязно не будет, когда здесь столько театральной публики побывало, и дирижер и струнный оркестр… Не все же ноги на пороге вытирали», – раздраженно подумал он.

– Ой, Владимир Иванович, гляньте-ка, тут на полу семечка какА лепая лежит. На арбузную похожа, только крупнее, – она подняла с пола и понюхала какую-то семечку, обмусолила ее, попробовала на зуб – та оказалась слишком твердой. – Это кто же вам, такУ дал? Можа, из публики кто обронил? – толстые пальцы поднесли находку к глазам.

– Откуда я знаю… – Владимир пожал плечами.

– Это семя африканского баобаба, – со знанием дела встрял инвалид.

– Ну что ты, старый, болтаешь? Какой такой «баб»? Это арбуз!

– А я говорю: баобаб!

– Прекратите спорить! Вы знаете, господа, я что-то устал. Мне бы отдохнуть…

Но, ни инвалид, ни Аленка не отреагировали на его прозрачный намек.

– Обожди, Владимир Иванович, успеешь отоспаться, – отмахнулась Аленка.

– И вправду, красавчик, всю жизнь проспишь, – добавил поручик.

– Я вот сейчас в земельку-то семечко посажу, водичкой полью – мы и поглядим, какой-такой «баб». – Аленка сосредоточенно нахмурила рыжие бровки, крупная ладошка нырнула в карман сарафана и, к удивлению Махнева, достала из него приличную горсть земли.

Она ссыпала землю прямо на пол – получился внушительный бугорок. Взяла в руку зернышко, поплевала на него трижды и, высунув от усердия красный язычок, посадила в землю.

– Ты полей его. Иначе не проклюнется, – посоветовал поручик.

– А то, я не знаю! – огрызнулась Аленка и принесла откуда-то кувшин с водой.

Тонкая струйка увлажнила земляной бугорок.

– Господа, вы что делаете? Не кажется ли вам, что вы злоупотребляете моим гостеприимством? – закричал возмущенный Владимир. – Это же моя спальня, а не сад-огород!

– Барин-красавчик, не нуди, а… Сам потом спасибо скажешь, когда арбузы кушать будешь! – басом отозвалась Алена Митрофановна.

«А ведь я ее боюсь, – вдруг подумал Махнев. – Такая как двинет, так и улетишь в далекие края. А черт с ней, пусть делает, что хочет».

Земляной бугорок внезапно шевельнулся, и из него проклюнулся маленький зеленый росток.

– Ну вот, видишь, растет, а ты не верил! – радостно и чуть торжественно произнесла Алена и рассмеялась от удовольствия в унисон с инвалидом поручиком.

Их совместный довольный смех слился в одну тональность. Владимиру почудилось, что он попал в военную казарму и слышит залихватский гогот двух бравых солдат, недавно вернувшихся с успешного похода.

Меж тем растение не только росло, оно становилось толще, увеличивалось в размерах прямо на глазах. Через несколько минут его верхушка уперлась чуть не в потолок. От основного стебля разошлись зеленые ветки, на них образовались овальные, глянцевитые листья, похожие на листья фикуса.

– Ну, и какой же это арбуз? – ехидно промолвил поручик. – Я же говорю: африканский баобаб – Adansonia digitata по-латынски. Это у них таки матерые стволы вырастают.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Алена.

– А я опосля лечения в гошпитале, работал сторожем в Императорском Санкт-Петербургском университете, там и изучил.

Владимир недоверчиво посмотрел на загадочного инвалида и внутренне усомнился его познаниям, полученным в качестве рядового сторожа.

– Ну и ладно, – досадливо отмахнулась Аленка. – Твоя взяла. Ну, только всякие «бабы» Владимиру Ивановичу не надобны, даже если они древа. Я вот полюбуюсь на него и срублю, пожалуй.

– Глупая ты женщина, это же не «баба», а африканский баобаб!

– Сам дурак! – буркнула она.

– Ну, может быть, хватит? – заныл Владимир.

Внезапно на зеленых веточках проклюнулись странные на вид, круглые почки. Почки набухли и укрупнились до размера среднего яблока. Из почек показались бледно-розовые нежные лепестки.

– Во, а баобаб – то зацвел! – обрадовался поручик.

Но то, что проклюнулось из почек, не походило на обычные цветы. В середине цветка вместо лепестков, тычинок и пестиков росли… маленькие человечки. Они увеличивались в размере с каждой секундой: показались круглые, покрытые белыми кудряшками головки; распрямлялись пухлые ручки и ножки; образовались маленькие животы; на кукольных личиках появились точечки голубых глаз, крошечные носики и розовые губы.

– Ой, какИ лепые младенчики! – с восторгом произнесла Алена и захлопала в ладоши.

«Младенчиков» было, примерно, с дюжину. А вернее (Владимир пересчитал по головам) – ровно тринадцать. Их толстые попы были накрепко привязаны к чашкам цветов. С каждой минутой лица становились более осмысленными: они кивали кудрявыми головами, осматривались по сторонам, кряхтели, хныкали, хлопали длинными ресницами, крутили розовыми ягодицами с надеждой оторваться от материнского древа.

– Н-да… – только и крякнул поручик. – Это не Adansonia digitata… Хотя, листья очень похожи.

Душу Владимира все более охватывала смутная тревога и плохие предчувствия: «Уж не ангелы ли это? Больно похожи на «белокрылых», как их называл его патрон…»