Флагелляция в светской жизни

Я был одновременно возбужден и испуган. Когда мама стягивала с меня трусы, из-за моего возбуждения резинка не смогла просто пройти, и мне пришлось поёрзать, чтобы мама могла стянуть трусы до колен.

— Ты этого просишь уже долгое время! — произнесла она, пока я ёрзал у нее на бёдрах в ожидании.

Она получше схватила меня и начала шлёпать мою по-детски голенькую попу своей уверенной рукой. Я инстинктивно попытался закрыться руками, но мама схватила меня за запястья и свела их вместе.

Она принялась шлёпать меня сильнее, приземляя руку на каждую половинку медленно и обдуманно. Было намного больнее, чем то, что я помнил с предыдущих шлёпаний. Я начал вопить и извиваться.

— Ай! Ай! Мама! Не надо! — орал я, но она продолжала шлёпать меня. Я начал рыдать. — Мама! Нет! Мама! МАМА!

Через некоторое время я обнаружил приятное ощущение спереди наравне со жгучей болью в нашлёпанной попе. Мой перед терся о мамины бедра, когда я ёрзал и увиливал от ударов, так что шлепки, приземляющиеся на попу, были уже не такими отвратительными.

Ее туалетный столик стоял напротив кровати и видел нас обоих в зеркале. Я видел, что мама нашлёпала мою голую попу до глубокого красного цвета.

Как и то, другое шлёпанье, это закончилось на мой вкус слишком быстро. Мама стала нежно гладить мою ужаленную попку и ругать меня за мое несносное поведение, регулярно расставляя знаки препинания то по одной ягодице, то по другой.

— Да, мама, — отвечал я — Я буду хорошим. — Пока она отчитывала меня, я слёзно извинялся, вскрикивая от боли, когда она продолжала шлёпать меня время от времени. — Аййй! Прости меня, мама! Ооой!

Наконец, она поставила меня на ноги и велела встать в угол. Я натянул штаны и отвернулся, чтобы она не увидела, что я возбуждён.

Она схватила меня, притащила в угол и сдернула штаны обратно вниз, сказав, чтобы я выставил напоказ свою отшлёпанную попу и стоял так, пока она не разрешит мне идти. Все еще хныкая, я стоял там, гладя свою раскалённую попку, и вспоминая мамину любящую дисциплину.

Это было первое из множества восхитительных шлёпаний, которыми я наслаждался в ближайшие несколько лет. Я до сих пор представляю себе в зеркале картину: маленький мальчик, совершенно несносный и разнузданный, получает свое совершенно заслуженное (и весьма желаемое) наказание.

Штанишки стянуты вниз, а трусики натянуты между коленями. Моя непослушная маленькая голая попка по-королевски подрумянена, на обеих половинках красивые отпечатки маминой уверенной правой руки. Я рыдаю от старомодного, жалящего, унизительного шлёпанья у мамы на коленях.

Она была права, говоря про шлёпанье, которое я никогда не забуду. Я не знаю, действительно ли мама прочла мои мысли в тот день, но я чрезвычайно счастлив, что она уложила меня к себе на колени и отшлёпала по голой попе прямо как того малыша во дворе!

Источник: shlep.wordpress.com

Истинное значение фразы «Москва слезам не верит» Нина постигла вчера, когда была в срочном порядке уволена с работы, где проработала менеджером почти год. Не помогли ни слезы, ни оправдания, ни попытки исправить ситуацию. Когда по твоей вине два миллиона уходят на арестованный расчетный счет, нет ничего удивительного, что тебя увольняют без выходного пособия, да еще накануне дня выплаты зарплаты. Ситуация, надо сказать, катастрофическая — платить за квартиру нечем, денег осталось только на билет обратно домой, в Краснодар, но это не вариант. Последние деньги были потрачены вчера в салоне красоты на французский педикюр, и вся надежда была на зарплату, которой теперь не будет. Чтобы найти работу, нужно время, а завтра срок уплаты за квартиру — придется съезжать. За все время жизни в Москве — учеба в университете и два года работы — такая ситуация у Нины сложилась впервые.

Оставался один вариант — звонить Ирине Алексеевне, дальней родственнице, с которой Нина почти не общалась — женщине еще не старой, с суровым характером, известной своей приверженностью к строгости. Неприязнь к ней у Нины сохранилась еще с детства, когда Ирина Алексеевна приезжала к ним в гости в Краснодар, и когда Нина, расшалившись, разбила чашку, всерьез удивилась, почему ее не выпороли. Но делать было нечего, и Нина, уняв внутреннюю дрожь, набрала ее номер.

К ее удивлению, Ирина Алексеевна довольно тепло ее поприветствовала, вошла в положение и пригласила к себе пожить на месяц-другой, вскользь упомянув, правда, какие-то правила, которые Нина должна соблюдать, пока пользуется ее гостеприимством. В итоге на следующий день Нина, собрав вещи, ехала к родственнице, радуясь, что все так удачно вышло. Через час она уже звонила в домофон.

Дверь открыла горничная и, взяв у Нины вещи, проводила в комнату Ирины Алексеевны. Немного волнуясь, Нина вошла в кабинет, обставленный антикварной мебелью и обстановкой своей свидетельствующий о зажиточности, даже о богатстве хозяев. Поздоровавшись и поговорив немного на посторонние темы, Нина рассказала хозяйке о неприятностях, которые с ней приключились.

— Нина, ты можешь пожить у меня, пока не найдешь работу и не снимешь квартиру, — сказала Ирины Алексеевна, — но, пока ты будешь тут жить, тебе придется выполнять мои правила, к тому же моя горничная, Наталья, просится на две недели в отпуск, так что временно будешь выполнять и ее обязанности.

— Я согласна.

— Не перебивай, я пока не давала тебе слова, — Ирина Алексеевна сказала эту фразу тем же доброжелательным тоном, но было в ее голосе что-то, не позволяющее ослушаться, — правил достаточно много, Наталья тебе объяснит. Все свои проступки и нарушения ты сама же будешь записывать в блокнот, а по субботам будешь отчитываться передо мной и получать наказание. Вопросы есть?

— Какое наказание? Что вы имеете ввиду? — если бы Нина не сидела в кресле, она бы, наверное, покачнулась от неожиданности.

— Я имею в виду единственно верное наказание, которое может применяться к молодым девушкам — порку по голой попе.

От невероятности происходящего Нина отказывалась верить своим ушам — ее, взрослую девушку двадцати трех лет, предлагали пороть! Это было настолько немыслимо, что она лишилась дара речи. А Ирина Алексеевна тем временем продолжала:

— Если думаешь, что сможешь выполнять все правила идеально и останешься без порки — заблуждаешься, ты точно заслужишь наказание уже через неделю. А первую порку ты уже заслужила тем, что так глупо потеряла работу. Если останешься у меня, — Ирина Алексеевна сделала небольшую паузу. Нина же, к своему удивлению, несмотря на кажущуюся невозможность согласиться на такие невероятные условия, поймала себя на мысли, что на эту меру пойти придется, потому что это единственный выход, и, даже не успев подумать о своих словах, сказала тихо: