Флагелляция в светской жизни

А потом Марина отвязала ее, выключила вибраторы, но оставила их внутри. Она нежно укрыла Олю одеялом до подбородка и поцеловала в лоб:

— Лежи, моя маленькая. Попытайся успокоиться и уснуть. Не вздумай пошевелиться и вынуть мои подарки. С ними тебе будет куда легче. А потом Марина будет рядом и снова поможет тебе:

Некоторое время после того, как свет погас и дверь закрылась, Оля прислушивалась только к своим ощущениям. Ягодицы и сфинктер ныли; стержни, раздвигавшие оба прохода, причиняли некоторое неудобство. Но одна мысль о пережитом вызывала неземную радость. И ради этого не стоит жить? Ради любви, заботы, экстаза? Как же Марина любит ее! На несколько минут Олю охватило раскаяния. Потом пришла мысль: плотские удовольствия, минутные радости не должны заслонять главного — неестественная любовь не должна продолжаться; она не заслуживает жизни! Но как же Марина?

С этой мыслью Оля погрузилась в беспокойный сон. А потом ей не было времени задумываться. Тренировки и наказания сменялись другими выдумками Марины. Оля получила новый подарок: ее левую лодыжку охватывала железная цепь, ключ к которой Марина носила с собой. В каждой комнате имелись металлические кольца, к которым можно было крепить другой конец цепи. Уходя, Марина оставляла подруге четкие приказы: в той комнате, где Оля находилась, следовало прибраться, вымыть полы, заняться чтением (ее, как маленькую, заставляли учить уроки!). Если ее приковывали в ванной, нужно было стирать; в туалете — вымыть стены и унитаз. Цепь была достаточно длинной, чтобы перемещаться в пределах комнаты. Но не дальше. А звуконепроницаемость стен и окон, крепкие запоры на дверях гарантировали, что пленница никуда не денется. Приходя, Марина тут же контролировала исполнение. И, конечно, обнаруживала недостатки.

Наказание чаще всего откладывалось и совершалось перед сном, чтобы пленница могла обдумать свои прегрешения. Иногда к порке или шлепанию добавлялись более экзотические виды. Марина могла связать пленницу в неудобной позе или просто привязать к постели, вставив вибратор, но не включая его. Оля страстно желала кончить. Иногда, при особенно продолжительных экзекуциях, она достигала оргазма, но чаще ей требовалась дополнительная стимуляция. И Марина это прекрасно понимала. Только при серьезных проступках она лишала Олю права на удовольствие. И даже тогда, оставшись одна, девушка могла мастурбировать — мечтая о наказании, о заботе, о Марине. Подруга почти не ласкала ее, ограничиваясь замечаниями. Она считала, что Оля недостаточно осознала свои заблуждения, и все сильнее окружала ее заботой — и любовью, чтобы стереть мысль о смерти и депрессии.

Оля все больше понимала, как сильно нужна Марине. Вся жизнь подруги рухнет, если некому будет ответить на ее любовь, если ее не будет рядом. И все же — смерть была бы таким простым исходом. Но через пару дней она поняла, что Марина тщательно убирает все, что могло бы стать орудием самоубийства. И мало-помалу мысль эта отошла на второй план: Через десять дней Оля должна была вымыть полы в прихожей. Марина отдала этот приказ и ушла, хлопнув дверью. Набрав воды, Оля приступила к своим обязанностям. И обнаружила, что цепь волочится за ней. Марина забыла приковать ее к кольцу! Теперь она могла повторить свой опыт на кухне. Или просто взять нож: Но Оля вспомнила пережитое — и горе, и радость. Конечно, после порки ей было чудесно. Все же дело не только в этом. Марина верила ей, искренно надеялась на ее поддержку, так заботилась о ней! Могла ли Оля подвести старшую подругу — и возлюбленную? Несколько минут она просидела на полу: А потом взяла тряпку и приступила к мытью. Закончив,

отправилась на кухню и приготовила обед, вытерла пыль во всех комнатах. Встала на колени у двери в прихожей и стала ждать, опустив голову: Марина, видимо, ожидала чего-то подобного. Она могла и забыть о цепи, но всегда предполагала: ничто не вечно, даже ее память. Увидев Олю, она вопросительно посмотрела на подругу, потом обняла ее и заплакала: — Вот и хорошо, умничка! Как же я тебя люблю! — и покрыла поцелуями начавшие отрастать волосы.

Оля тоже заревела в голос; она не могла сдержать себя. В этот момент девушка будто выплакала все свои страдания, возвращаясь к прежнему состоянию влюбленности и счастья. Но теперь ее чувство к Марине обогатилось новыми оттенками. Она оценила всю силу обращенного к ней чувства и ответила на него — как могла: — Я все сделала, Мариночка! Вот только пятна на полу: — Она залилась краской. — Что такое, дорогая? Все позади, все хорошо: Мы вместе и будем вместе всегда! Ты теперь свободна. — Мариночка, я очень виновата. Пожалуйста: И подруга поняла ее без слов — угадала желания и страхи. Ведь если Оля лишится заботы и опеки, она вновь почувствует себя брошенной. Марина, потянув подругу за собой, сняла с вешалки кожаный ремень — лучшее средство от депрессии: С. Бархатов

Мне захотелось поделиться тем, что когда-то произошло со мной. Сейчас мне 23 года, но история трехлетней давности отложилась в моей памяти на всю оставшуюся жизнь.

Я учился в колледже, на последнем курсе, семестр заканчивался и в недалёком будущем предстояла защита диплома. Учился я неважно и был хорошим лодырем, даже не представлял, как буду вести расчёт своего дипломного задания.

Меня и ещё несколько моих одногруппников прикрепили к преподавателю, Лидии Федоровне, для того, чтобы она могла проводить два раза в неделю консультации по неясным вопросам наших заданий. Ещё раньше она вела у нас занятия по одному из предметов, и была очень строгим преподавателем. На вид ей было около 45 лет, но для своего возраста она неплохо сохранилась: брюнетка, симпатичная, среднего роста, во вьющихся волосах кое-где уже проглядывала седина. Не полная, но и не худая, с аппетитной задницей и стройными ножками Одевалась она не вызывающе и скорее выглядела деловой женщиной. На ее уроках все сидели тише воды, ниже травы, так как запросто можно было вылететь за дверь за плохое поведение или получить плохую оценку.

С самых начальных её уроков я показал себя с плохой стороны, тем самым оказавшись в бедственном положении. Лидия Федоровна постоянно повышала на меня голос, частенько указывала мне на дверь, говорила что я самый плохой студент в группе. А экзамен по её предмету я пересдал только с третьей попытки. Так что, когда я узнал, что Лидия Федоровна будет следить за ходом экономических и арифметических расчётов моего дипломного задания, мне стало дурно.

— Ну вот, ещё одно воплощение счастья! — подумал я.

До сдачи диплома было ещё много времени, целых 2 месяца. Мы с ребятами собирались днём у кого-нибудь на квартире, чтобы вместе, неспешно, всеобщими усилиями решать поставленную задачу, но мозги долго не мучили и всё наше занятие переходило в картёжную игру на деньги. Время шло неумолимо быстро и вот уже оставалось всего две недели до сдачи диплома. Тут уж стало не до карт. Лидия Федоровна стала приглашать нас к себе домой, для занятий, подсказывала, где не так в чертежах, что неправильно в расчётах. В конце концов наступил день защиты диплома и меня записали на вторую половину дня. Лидия Федоровна была назначена главной в экзаменационной комиссии по защите диплома. "Вот она мне всё и припомнит" — невольно подумал я.