Рената Башарова - Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги

— Но это же хорошо, если выгонят! Ты такая красивая, зачем тебе эта работа? — с надеждой в голосе спросил мальчишка.

— А там некрасивых и не берут. Кто ж на некрасивую клюнет? — цинично ответила я, видя, как ему это больно слышать.

— И вообще, что ты так смотришь? Повеселились — и ладно, больше с тобой нам не по пути… А ты уже что-то намнил себе, уже задаешь глупые вопросы. Ты меня видишь второй раз в жизни, а уже хочешь, чтоб я там не работала! Насмешил! — гневно заявила я этому дурачку.

Нет, не то чтоб дурачок, просто объяснять ему, почему мне необходима эта работа, не было желания. Да и разве поймет? Он из вполне благополучной, среднего достатка, семьи. Вряд ли поймет, как мне хотелось стать самостоятельной и вырваться из этого ада, каким для меня была жизнь в доме с матерью…

— Я не говорю тебе, — зачастил он. — Мне просто неприятно, что такая, как ты, работает в таком месте. А вижу я тебя не во второй раз. Два месяца назад я мыл машину отца и нашел твое фото. И поверь мне, я сразу влюбился. Я даже спать ложился с фоткой!

— Ладно, пустой это разговор. Слишком уж ты мал и глуп и не видал больших за…уп! — куражилась я, хотя, признаться, меня он очень растрогал. — На этом давай попрощаемся, некогда уже.

— Пока, — тихо сказал Максим.

— Пока! — бросила я, забегая в подъезд.

Пришла, скинула туфли и, наплевав на работу, заснула. А, будь что будет! Спать хочется…

В девять вечера мать начала будить меня.

— Ты на работу думаешь идти? — с раздражением спросила она. — И давай деньги, пришли квитанции на квартплату…

Я вскочила, наспех умылась и вызвала такси. Жду десять минут, жду двадцать: нет машины. Тогда я, решив, что это знак судьбы, вместо работы пошла к тете Ире. У меня так язык чесался, так хотелось рассказать о предстоящей поездке, о прогулке. Все равно оштрафуют, так хоть ночь отосплюсь.

— Кому ж не спится в ночь глухую? — раздался из-за двери голос моей неунывающей крестной.

— Я! — весело отозвалась я.

— Ах, это же само Чудовище пожаловало, ну проходи! — пригласила она меня, распахнув дверь. Замахала руками на разбушевавшуюся собачку Боню, выполняющую свой святой долг охранницы.

Усевшись на кухне, я хотела начать рассказ о поездке, но крестная опередила меня:

— Юлька, — загадочным тоном начала она. — Я сегодня позвонила Светочке…

— Опять жалуется! — возмущенно перебила я. — Ну когда это кончится? Зачем она меня только рожала?

— Вот об этом я и хочу поговорить с тобой. Только отнесись к этому правильно, пожалуйста. Светка тебя удочерила! — с ходу ошарашила меня крестная.

— Это она сказала? А я и не удивляюсь, я это и так чувствовала. Чуяла подвох, чуяла! — с чувством отозвалась я.

— Она мне это рассказала с одной целью, чтоб тебя вразумить. Может, после этого ты по-другому на нее посмотришь. Ведь теперь, зная, что она не родная мать, ты уже не станешь ждать от нее понимания. Слишком вы разные…

Она остановилась, насыпала собачке еду.

— Но ты теперь должна чувствовать к ней хотя бы благодарность, — чуть погодя продолжила она. — Я надеюсь, сейчас не случится обратной реакции? Ты скандалить не побежишь?

— Не побегу. Знаете, если честно, я рада. У меня камень с души упал. Я ее так всегда стеснялась, а сейчас, узнав, что мы не родные, я спокойней к ней стану относиться, — обалдело ответила я.

Тетя Ира села за стол, наблюдая за моей реакцией, наверное.

— А кто моя настоящая мать, она сказала? — осторожно поинтересовалась я.

— Кто мать — не сказала, но сказала, что взяли тебя в полгодика, и фамилия твоя была Башарова. Сказала, где взяли — в нашем городе.

— Такая фамилия интересная, мне нравится, — с замирающим сердцем отозвалась я.

— Это татарская фамилия, Юлечка. Значит — ты татарка у нас. А я всегда смотрела и не могла понять, с кем же твоя матушка погуляла, — улыбнулась тетя Ира.

Я сидела как мешком прибитая. Даже не знала, что и думать.

Ясно одно — я этому открытию рада. И теперь очень хочу увидеть свою мать. Ни обиды, ни злости на нее не было. В жизни всякое бывает. Я бы ей все простила. И, наверное, мы с ней очень похожи. Мне очень хотелось в это верить.

С работы меня не уволили, но, конечно, повесили штраф. Я походила пару вечеров еще, а на третий не пришла. Мне уже уезжать через пару недель, а штраф я еще неделю точно бы отрабатывала.

И потом, мне теперь было чем заняться. Любовь на меня «напала», большая и светлая. С Максимкой теперь мы виделись каждый день. После работы он сразу бежал ко мне. Очень быстро я к нему привязалась. Мы с ним мечтали, что поженимся, какие детки красивые у нас родятся, какая будет квартирка и китайские розы. И я все тянула момент, боясь сказать об отъезде.

Три дня назад я ведь передумала ехать. Хотела остаться с ним. Набрала номер Амаяковича и сказала о том, что моя поездка срывается.

— Нет проблем, детка. Тогда заплати неустойку — тысячу долларов, и будь свободна, — спокойно ответил он.

— Какую еще неустойку? — с отчаянием воскликнула я. — Вы ничего не говорили нам. Не предупредили!

Тысяча! Для меня просто астрономическая сумма!

— Помилуй, дорогая, ты ж собственноручно подписала контракт, — невозмутимо продолжил гнусный старикашка.

— Ну… — задумчиво протянула я.

— Приезжай-приезжай и посмотри, в чем теперь Аркадий Амаякович виноват? Или он должен из своего кармана отдать твоему работодателю деньги, потраченные на билет? Я должен? Ну скажи? — сердито вопрошал он.

Идиотка! Кретинка!

Я ругала себя самыми последними словами. Ну, конечно, что там было написано в контракте, я толком не посмотрела. Какие еще там пункты? Мы с Галкой быстренько поставили свои подписи, находясь просто в эйфории от услышанного. Чирк — и готово! А может, там написано, что на Кипре нас на органы разберут? А мы, две утки, — чирк — и готово!

Тогда я наспех оделась и понеслась к нему, в эту паршивую контору.

Слава богу, других неожиданностей в контракте обнаружено не было. На органы нас продавать не собирались. А вот пункт о неустойке действительно был.

Я уже и так и сяк. И бабушка у меня, дескать, при смерти, и я болею. Но главный дирижер стоял насмерть. Плати, и делай что душе угодно.

Несолоно хлебавши, убитая горем, вышла я от него. Все, любовь моя накрывается медным тазом. И жизнь в квартирке с китайскими розами. И пусть мы не знали, где мы возьмем денег на эту самую квартирку, но мы бы были вместе. Заработали бы…

Денег на неустойку, само собой, не было. Максим старался, работал. Но найти за две недели такие деньги было нереально. Поэтому и говорить ему что-то смысла не было. Только расстроится.

А в один из вечеров он радостно сказал мне:

— Собирай чемодан, мать. На море через неделю поедем!