Тим Барроуз - ДУМ-ДУМ. Исповедь эскаписта #1

Каждую пятницу мы кочевали с нашим доморощенным шоу из одного учебного заведения в другое. Гопники, будто сговорившись, пёрлись за нами. Жаль, что школ в нашем городке-сателлите при Калининской АЭС было всего четыре. А во взрослые заведения нас не пускали.

Ещё Бабай мутил пиратское радио. Собственно, на радио оно было мало похоже. Он просто записывал на старенький отцовский бобинник композиции, которые ему нравились, а между ними наговаривал, в микрофон, свои подростковые мысли о половом вопросе и анекдоты о зарубежных исполнителях. Зачитывал с выражением названия композиций. Словом, занимался провинциальным диджейством. На плёнках были слышны щелчки переключателей, настойчивые шумы и разговоры семейки Бабая. Впрочем, эти радио-эксперименты даже ходили по городу и были популярны у шпаны.

После школы Бабай поступил в питерский Политех, а я, как уже сказано, домучивал последний год в ПТУ.

Из-за того, что время, отведённое нормальным студентам под лекции, Бабай использовал по личному взгляду; точнее, по усмотрению мозгового центра, отвечающего за тягу Homo sapiens к алкоголю и средне-лёгким наркотикам, – после первой же сессии ему пришлось оформить липовый «академ». И подлечить печень. Чем мы с ним и занялись в тот злополучный вечер:

– Прикинь, мы там штуку такую юзали, «Пи-Си-Пи» называется. То же самое, что грибы-хохотушки. Только вставляет жёстко. Не знаю… – пожевал Бабай губами по старой детской привычке, – ну, вроде как по-химически. Короче, не объяснишь, если сам не пробовал. Это ж на самом деле возбудитель конский. Его лошадям дают как афродизиак. А на людей он как галлюциноген действует… Ну, давай, ещё махнем – не будем тормозить процесс.

Мы чокнулись банками и занюхали пойло рукавами пуховиков; закусочный лимон испарился ещё на первых глотках.

– Ну вот, прикинь, к примеру, несколько человек садятся в круг и один, назовём его «водящий», вслух произносит для остальных команду почувствовать, скажем, холод в правой руке, или жжение в левом яйце. И в течение секунд тридцати, не больше, – ты вдруг реально начинаешь ощущать все эти «холоды» и «жжения». Но это один из приколов. Есть и такой: водящий произносит случайную фразу, а диджей из радиоприёмника тотчас её повторяет. Реально, тебе говорю!

– А тебе не приходило в голову, что у вас в этот момент – под действием этой херовины – реакция была заторможенная? Может, вы сначала слышали эту фразу по радио, а потом уже она появлялась в ваших мозгах, и только затем её якобы повторял диджей? Что-то типа змеи, которая сама себя за хвост кусает. Или просто вы воспринимали голос диджея как фон – белый шум, – а после того, как кто-то фразу сказал, вас вдруг глючило, что она и правда из радиоприёмника слышна, а?

– Может, и так… Ну чё дальше-то будем делать? Кончилось уже. У тебя бабки есть?

– Откуда, мля? Эти-то у матери еле выпросил, сказал, что за «качалку» надо заплатить.

– Ясно… Может, тогда к нашим кошёлкам зайдём?

– К Светке не пойдём. Я у неё был сегодня. Всё равно не даёт, только сосёт да тискается. Зря практику на электростанции из-за неё прогуливаю. А мне ещё на разряд экзамен сдавать. И так бригадирша меня недолюбливает; говорит, всё у тебя из рук валится. Неделю в машзале не был.

– Да ладно, купишь ей коробку конфет – нарисует!

– Ага! Это не институты ваши сраные. Эти работяги так на своей работе призвизднуты! В жизни-то ни хера не добились, вот и надо на детях отыграться.

– А преподы, думаешь, лучше?! Та же хрень…

Вот уже почти полгода я был беспросветно влюблён в местную королевишну красоты Таньку Клементьеву. С её же стороны, отнюдь – наблюдалась даже какая-то плохо скрываемая неприязнь ко мне. Впрочем, удивляться тут нечему. В свои неполные 17 лет она делала вид, что так уже устала всеми своими кожными фибрами от мужских кобелиных взглядов и потуг на её девство, что… что от этого ещё больше хотелось её выдрать.

Была она типическим для любого человечьего сообщества телообразованием. Эталоном целкости и надменной непорочности. Нечто вроде стального кубометра, хранящегося в парижском Музее мер и весов, по которому можно было равнять первых школьных красавиц. Ткни пальцем в любую точку на карте мира и напорешься на что-то подобное, стандартизированное в любом захолустье. Будь то класс по изучению Закона Божия при католической миссии на высокогорном плато в Андах, либо просто группа бурятских маркетологов, повышающая квалификацию на платных курсах заезжего в губернскую столицу профессора МГУ. Именно из таких, судя по голливудским фильмам-штамповкам, собирают команды футбольных болельщиц: орать звонкие спортзальные речёвки и мелькать потными ляжками из-под коротеньких юбок.

Волосы она носила – в жёстко свитую, полновесную косу цвета характерного для полёгшего по осени льна (кое-где ещё, как ни странно, наблюдаемого в колхозах нечернозёмной полосы, несмотря на все старания кремлёвских «патрициев»). От этого – когда косу распускала – казалась ещё шикарнее и краше. В общем и целом она каким-то неуловимым боком напоминала французскую поп-звездульку Ванессу Паради. Только без прорех в зубах. Короче, замучился я дрочить на её светлый лик по три раза на дню. Казалось, что между пальцев у меня вот-вот нарастут эластичные перепонки. Как у Человек-Амфибии. Настолько часто слипались у меня тогда руки от клейких, выбрасываемых в пустоту, точно паучья сетка, струй спермы. Эх, молодость, молодость…

Имелись у неё и подружки. С одной из них, Ленкой – чернявой коротыгой в красной, из искусственного меха, шубейке, – миловался Бабай. Вторая – уже упомянутая Светка – была с мордой, больше похожей на улыбающийся во весь аршин масленичный блин. За что и была срочно поименована моими родителями (за глаза) Чайником. Она была для нас как бы сбоку припёку. С ней можно было тискаться нам обоим. И не только нам. Благо, что жопа у неё тогда уже была необхватная. Портновского метра на её объёмы не достанет.

Решено было зайти от скуки к моей «первозванной». Помазохизировать. Воистину, любой человек сам себе и первый актёр, и зритель, и театральный критик. Никто так не обкидает тебя тухлыми помидорами или, наоборот, – не накроет шквалом аплодисментов за твои поступки-проступки, как ты сам. Многое из того, что мы совершаем, мы делаем лишь затем, чтоб лишний раз глянуть на себя со стороны. Абстрагироваться… и наградить себя хорошим гипотетическим тумаком. А ведь сам заранее знаешь, всё предчувствуешь – что хорошего не выйдет, – а всё одно делаешь. Так и у меня практически со всеми моими любовями. И эта – первая осознанная – не была исключением.

В квартиру к себе нас Танька не пустила. Стеснялась перед родителями, что ли, за бабаевское вздёрнутое плечо или мой драный пуховик? Хрен баб поймёшь. Вроде уже полгода бродим с этими жабами по лесам да по долам; и ликёр «амаретто» по чердакам пьём, печенюшками закусываем; и по подъездам песни поём под гитарку, а пока что ни меня, ни Бабая эта краля домой не пригласила. Ленка с Чайником, так те попроще. Да и у Таньки родители тоже не китайские мандарины. Старшая сестра так вообще страхолюдина: морда прыщавая, «клерасила» просит. Откуда она только взялась эта Принчипесса-на-Горошине в их простецкой семье работяг?!