Яна Тарьянова - Тихая охота

«Надо его в парк сводить, – подумал Тадеуш. – День теплый, запасные вещи я взял, даже если не захочет перекидываться, забрызгается и намокнет – переодену».

Он прислушивался к себе. Росла, крепла уверенность – пора завязывать. Полыхнувшее желание покинуть ферму никуда не делось. Вместо факела рдели угли – медленно раскаляясь, выжигая сомнения и мысли о долге и обязательствах.

Вышли возле Главпочтамта. Лютик повертел головой по сторонам, спросил:

– Почта? Или кофе?

«Уже запомнил, – отметил Тадеуш. – И это тоже сигнал. Пора».

– Кофе, – ответил он, закидывая рюкзак на плечо. – А тебе что купить? Газировку? Будешь пирожное?

– Картошку, – подумав, выбрал Лютик.

– Договорились.

В кафе их встретили приветливо. Тадеуш сделал заказ: «Пирожное «Картошка», газированная вода «Тархун», чашка кофе», сводил Лютика помыть руки и усадил за самый дальний стол, скрытый огромными пальмами в кадках. Получив заказанное, он вытащил из рюкзака конверт. Лесные братья заклеивали письма кое-как – достаточно было пара от чашки кофе, чтобы дешевая бумага пошла волнами. Тадеуш осторожно подцепил край, вытащил записку, внимательно прочел и запомнил. На этот раз командиры полевых отрядов заказывали немного взрывчатки и хотели купить детали для самодельных минометов – значит, где-то еще остались снаряды, украденные с военного склада в позапрошлом году. Или произошло еще одно хищение. Впрок бы не покупали, это не их манера. Обмен товара на деньги предлагали совершить в море, выбрав точку между Медовиком и Буклином. Такое уже случалось – в первый год после рождения Лютика. Потом и взрывчатку, и детали на ферму доставляли посредники, медведи-пещерники. Что заставило лесных братьев отказаться от удобной схемы? Возможно, безденежье, экономия на услугах дорогостоящих посредников. Или же недоверие к Тадеушу.

Он не мог объяснить даже самому себе, почему он постоянно ищет признаки, что его вот-вот обвинят в предательстве. Ничего необычного не происходило, ничто не предвещало… а точил и точил червячок. Накопилось? Или случилось какое-то событие, которое он запомнил, но неправильно истолковал, и теперь эта ошибка пыталась напомнить о себе приступами беспокойства?

Лютик расковырял «картошку» – каждый раз просил, но почти не ел – отдал Тадеушу и пригубил кофе из его чашки. Пришлось доедать.

– Пойдем? – спросил он, расправившись с пирожным и отодвигая чашку и блюдце. – Посмотрим, как письма шлепают.

Здание Главпочтамта по какой-то неведомой причине не удостоилось мозаик – ни внутри, ни снаружи. Тадеуш захаживал сюда, чтобы заклеить вскрытый конверт и отправить письмо, теряясь в оборотническо-человеческой толчее. Лютик посещение почтамта одобрял – рассматривал открытки в витринах, требовал, чтобы его подняли к окошку, наблюдал, как штемпелюют бандероли и письма. Тадеуш этим пользовался, чтобы купить конверт и выпросить листок бумаги. Ему никогда не отказывали – обаяние еще не потускнело, и работницы-лисицы отвечали улыбкой на его улыбку.

Они побродили по залу. Тадеуш дождался, пока освободится место за письменной конторкой, встал лицом к толпе, быстро исписал клочок бумаги и заклеил конверты – свой и переданный Илдвайном. Одно письмо отправилось в почтовый ящик, второе – в рюкзак, занимая место между двумя детскими трусами. Тадеуш взглянул на светящиеся часы на стене и неспешно вышел на улицу.

– В парк? – предложил он сыну. – Но только если ты будешь бегать осторожно. Вода холодная, в фонтанах купаться нельзя. Можно пройти лабиринт, полазить по лесенкам…

Лютик так громко завизжал: «Да!», что у Тадеуша заложило ухо.

– Договорились, – сворачивая в нужную сторону, сказал он. – До парка я тебя донесу, иначе ты устанешь, не будет сил гулять. Потом сходим в столовую, а потом будем думать, куда устроимся на ночлег.

– Домой? – спросил Лютик, запутавшийся в его рассуждениях.

– Нет. От трассы слишком долго идти, а завтра надо выезжать рано утром. Ночью. Джерри тоже едет, мы все не поместимся в фургоне. Мы переночуем у знакомых или в какой-нибудь гостинице, а потом пойдем на наше место. Если Рой еще не приедет, будем смотреть, как соседи раскладывают товар.

Лютик его толком не слушал – смотрел по сторонам, впитывал детали городской жизни. На улицах было довольно много детей, в школе начались осенние каникулы. Группки мелких оборотней на ногах и на лапах шныряли туда-сюда, путались под ногами у взрослых, перебегали дороги в неположенном месте, покупали и ели мороженое, пинали футбольные мячи. Волчата и лисята были слишком большими, чтобы у Лютика появилось желание поиграть, но следил он за ними с интересом – оборачивался на каждый писк, крик и лай.

Тадеуш шел размеренно – рюкзак и Лютик были увесистым грузом, и это заставляло экономно расходовать силы. Погода баловала. Солнце золотило остатки осенней листвы, небо умиротворяло глубоким голубым цветом, облетевшие ветви деревьев добавляли черные росчерки в летопись уходящего октября. В витринах магазинчиков и кафе стояли букеты астр, кое-где лежали красные и оранжевые тыквы – дань Празднику Урожая – корзинки рябины, облепихи и боярышника, дожидающиеся Ворот-в-Зиму и Камулова Покрова. Овощные лавки обновили связки сушеных грибов, заманивали покупателей сочной хурмой, каштанами и последним виноградом, сыпавшимся с кистей при прикосновении. Время от времени Тадеуш цеплялся взглядом за свое отражение – волосы рдели на солнце, соперничая с тыквами и рябиной, Лютик, прижавшийся к его плечу, золотился, оправдывая выбор имени.

Вскоре они добрались до пешеходной части города. Асфальт сменила булыжная мостовая. Разделение на тротуар и дорогу было чисто номинальным – кое-где вкопаны столбики, соединяющиеся цепями, кое-где на камне стоят огромные чаши с землей, пламеневшие снопами бархатцев, «дубков», астр и часовых-петуний. Каждую чашу украшал мозаичный рисунок. Где-то простой, из волнистых линий и колец, где-то сложный. Заказанный хозяевами дома оберег на удачу или на избавление от пожара. Тадеуш остановился возле такой чаши, на которой голубые волны тушили языки пламени, прочел надпись: «Огонъ не лъком шитъ, но ход свой здесь завершитъ», поправил лямку рюкзака, коснулся крупного алого георгина и ускорил шаг: до парка было уже рукой подать, можно посидеть и отдохнуть после рывка, пока Лютик побегает по дорожкам.

– Парк! – завопил сын, увидев знакомую кованую ограду. – Парк! Рыбы!

Тадеуш потряс головой, спустил завозившуюся ношу на землю и велел:

– Посмотри, кто там сейчас гуляет. Подумай, будешь перекидываться или побегаешь на ногах.

Лютик помчался в парк, не слушая указаний, спотыкаясь и почти падая, вопя от восторга. Тадеуш прошел через гостеприимно распахнутые ворота – кованые створки крепились к мозаичным столбам – миновал огромный камень с табличкой «Здесь будет стоять памятник Юлиану Громоподобному от благодарных горожан». Памятник собирались ставить уже лет пятьдесят, если не семьдесят, но дело не двигалось дальше обсуждения эскизов и выбора материала. За время прений парк успел обветшать, а осьминогу требовалась срочная реставрация – какие-то вандалы под покровом ночи отбили ему несколько щупалец.