Новруз Миронов - Исповедь

Пробиваясь к светочу ютившихся надежд, окрикивавшие невдалеке меня медовым голосовым напевом мечты, я принялся плестись за зовом вожделенного будущего. Обводя взглядом вещую блёклость будничной повседневности приюта, я вознамерился взобраться на помост развёртывающейся самостоятельности и взлелеять плод личной жизни.

Моё былое прошлое видится мне так явственно, что подчас я страшусь признаться в данном самому себе. Многие люди сетуют на то, чего они не успели совершить, опираясь на различные всевозможные причины, я же в свою очередь сокрушённо сожалею о совершённом мною поступке. Удивительно странная штука память, она с непрестанной непрерывностью напоминает тебе о твоих ошибках, тем самым отметая все добродетели, которыми ты наделён. Как же глупо мы порой утешаем себя тем, что «время лечит», на мой взгляд, бездушное изречение, каковое лишь только может быть, хотя и не в единственном числе. Для полного безраздельного осмысления того, что я стремлюсь до вас донести, могу привести ещё одно, по крайней мере. Знать бы ещё, для пущей ярости кому оно принадлежит, «незаменимых людей не существует», те, кто даже в шутку его употребляют, приводят меня в гнев своей бессердечностью и своим полным отсутствием здравомыслия.

Я давно обесценил значение данного высказывания. И никогда не смогу его принять, так как меня судьба одарила одним подобным никем незаменимым человеком. Но об этом позже.

Молниеносно въезжая на шпалы настигающего меня будущего, я вероломно пытался приискать себе уединённое прибежище. Я не мог более оттягивать смиренность моего отяжелевшего пребывания в гавани сирых душ. Мне минуло шестнадцать лет, когда я дал своей намеренности покончить с приютом и достигнуть грядущего апогея приватной жизни. Дозволив отстояться своим нещадным помыслам, покорить город, кой подвергся описанию как «больница, где живут уже выздоравливающие» в письме одного из великих русских умов, я желал собственноручно воочию увидать тех «у коих на лице изображена радость, ощущаемая при возвращении здоровья».

Впорхнув в пристанище моих отроческих лет, я хотел вновь окольцевать своё существование с городом, в котором некогда искусители разных ремёсел всеобъемлюще меняли панораму вселенной. В незапамятные времена здесь чествовали затейливого математика и геодезиста Франсуа Перье. Этот город обязал своим студенчеством автор многострадальной «Госпожи Бовари». Здесь и поныне в ботаническом саду «Jardin des Plantes» на бульваре Генриха IVслышны поэтические наброски и блаженные эссе Поля Валери, а в воздухе и по сей день грохочут ошеломляющие предсказания Нострадамуса.

На улочках этого южного города Франции, незримо витает аромат пленяющих пряностей, предрешающий ваше буйство преодолеть десять километров отделяющих вас от Средиземного моря. Бескрайние рыночные торговли удаляют грузность немощного и утомлённого тела. Эспланада Пейру с классицистической водонапорной башней, открывает вам необъятный вид на море, и водворяет ваши уста молвить строки:

Да я и вправду всюду чувствовал испепеляющее сиротство, прогуливаясь вдоль «Place de la Comedie» [12] Площадь комедии (франц.) , с неосмотрительной опрометчивостью попадая в восточные районы Монпелье «Antigone» и даже иной раз, когда я безопасно колесил на «Peti bus» [13] Мини автобусы по окраинам города, края которого Господь возлюбил особенно.

Палитра радужных красок многоэтажных домов, приводило в заиканье наглаженное придыханье обветренных губ. Силуэты смежных дорог очерчивали маршрут четырёх линий трамваев. Соцветие встопорщенных деревьев погружали вас в извилистое убранство ухоженной растительности.

Взахлёб наслаждаясь сводом красоты Монпелье, я с содроганьем размышлял о том, как стать малой долей этого изваянного города. Затаённая преднамеренность не упасть наземь и не стать смутностью отчуждённых лиц, я дерзнул решиться на поиски работы.

Таким образом, я угодил в одно из пресловутых café, которые, как правило, предназначены для утоления булимии случайных людей.

Я отыскал для себя прельщающее моей душе занятие, позволившее мне приобрести родимый кров, неподалёку от моего места работы. В гаме общественного питания я слыл случайным гарсоном для тех случайных гостей, что нуждались в моём не гордом обслуживании.

Жизнь это непоколебимый водоворот случайных людей. Случайность, которая судьбоносно сталкивает вас с ними, вызывает в нашем мироощущении гамму мимолётно-мгновенных удовольствий. Будучи соглядатаем жизни случайных людей, я оценил их непостижимую значимость на моё восприятие. Они не подразумевая ни о чём, утоляли мою обесточенную потребность общения. Когда твоя жизнь влечёт за собой нерасторжимое одиночество, как это всё-таки необъяснимо пребывать затаённым свидетелем их неустранимого счастья. Притаившись на дозволенном расстоянии, я проворно наблюдал сквозь биноклевые линзы моих очей как, к примеру, легонько нежат друг друга своими ступнями под столом недавние молодожёны. Или как фисташковое мороженое услаждает полость рта беспечного ребёнка, в то время как томно восседающая мадмуазель пребывает в ожидании своей очередной порции глинтвейна и клубничного тирамису. Я отрицаю вероятность того что люди могут быть случайными так как каждый из них привносит свою лепту в твоё выстраиваемое мировоззрение. И даже утренняя повседневность, повторяющаяся вне зависимости от обстоятельств и заставляющая тебя изо дня в день по утрам нестись галопом к столикам случайных людей с порцией свежевыпеченных круасанов и чашечкой espresso, не свергнет моего умозаключения, что случайность людей не случайна.

По крайней мере, в моей исповеди пребудет после один такой стихийный случайный человек, который по достоинству оправдает случайность нашей встречи, несмотря на горечь конечного итога. Впоследствии меня будет бессонно не покидать мысль, что я видел его лик бессчётное количество раз среди множества случайных лиц.

К концу каждого завершаемого дня я неотвратимо не желал возвращаться в опочивальню восемнадцати квадратных метров. Входя в свою однокомнатную обитель захудалого общежития, моё воображение обманчиво вырисовывало, что стены в моём присутствии суживались, а моё безотрадное одиночество расширялось в не измеримые объёмы. Зашторивая занавесы моего единственного окна, я погружался в сиесту темноты, которая щадила моё зрение от непогожей погоды. Моя страсть прислушиваться к воркованью полуночного города, не единожды ублажала мой слух и тем самым отгоняла безутешное одиночество.