Яна Тарьянова - Шолк для Гвидона

– Он не объяснял, почему нет своих? – поинтересовался Дарек. – Почему у него нет омеги? Как я понял, он не кривой, не косой, карасей регулярно добывает и гвоздь забить может. Неужели никто на такое сокровище не польстился?

Владек пожал плечами:

– Я однажды спросил, а он ответил: «Мне нельзя». Я подумал – может быть, какое-то генетическое заболевание. Ну, из тех, что могут передаться по наследству. Больше не спрашивал. Зачем в чужой беде ковыряться?

– Понятно. Вот визитка. Это служебные телефоны, мой и начальника. В случае, если подозреваемый у вас появится, или вы его где-то увидите, прошу немедленно нас известить.

Проговаривая эту стандартную фразу, Дарек мучительно размышлял: «Выставлять наблюдение или не дергать местных топтунов? Что будет делать Гвидон? Оббежит мужа покойного сослуживца по кривой дуге, чтобы не доставлять ему неприятностей, или, наоборот, явится, надеясь получить приют в оплату за регулярные подарки ребенку?»

– Я не позвоню, – спокойно ответил Владек. – Не позвоню, но и его на порог не пущу, так и знайте.

Дарек кивнул и попрощался. Наблюдение он решил не выставлять – пожалел не столько Владека, сколько его ребенка. На долю мальчишки и так выпало достаточно потрясений, не хватает еще, чтобы приятеля его покойного отца во дворе застрелили, если тот окажет сопротивление.

«Где-нибудь в другом месте застрелят. Земля большая, на всех хватит».

От Владека он поехал в центр города, в магазинчик деда Савватия, свечного мастера, известного далеко за пределами Лисогорской губернии. В стеклянную дверь, на которую была намертво приклеена табличка «Закрыто», Дарек скребся минут пятнадцать. Дождался того, что Савватий выглянул из подсобного помещения, запрыгал и замахал руками, корча страдальческие рожи. Дед поправил монокль, долго и недоверчиво смотрел на дверь, а потом все-таки сжалился и отпер внутреннюю задвижку – оказал милость внуку покойного приятеля. Дарек просочился внутрь и попросил:

– Дед Савва, а можно?..

– Сколько?

– Четыре.

– Это слишком много. Раньше заказывать надо было. К празднику все наперечет.

– Мне только одну заговоренную. А три – простые. Я обещал Камулу и Хлебодарному на Ключеводском вокзале. Еще две – для «Сидящих». Там Хлебодарному хотелось бы заговоренную поставить.

– Хм. Как ты к ним пробрался?

– По службе, дед Савва.

Дед почесал бороду, повернулся, ушел во внутреннюю дверь и долго не возвращался. Дарек от нечего делать изучил знакомые образцы работ в стеклянных витринах – выставку, не менявшуюся годами. Здесь были настоящие шедевры из разноцветного воска: виноградная лоза, объеденная толстыми божьими коровками, с засохшей гроздью и пробивающимися почками, прихваченные морозом цветы и ягоды, черепашка с семью свечками на панцире – в детстве Дареку казалось, что она вот-вот поползет – яркий тропический попугай, удерживающий фитиль в клюве, веточка красной смородины, на которую присела крупная желтая бабочка. Безукоризненно проработанные детали и подобранные цвета заставляли забыть о том, что это свечи. Свечи, при отливке которых читались шакальи наговоры.

Дед вынес из подсобки маленький фанерный чемоданчик. Открыл, демонстрируя сокровища, с которым согласился расстаться. На такую щедрость Дарек даже в самых смелых мыслях не рассчитывал. Гроздь сочного темного винограда с пожелтевшим листом. Гроздь белого, медового, с оранжевыми подпалинами на ягодах. На черенках, возле фитилей, сидели жирные серые слизняки – сосредоточия бед, подлежащих изгнанию.

– Белый виноград – Сидящему, – велел Савватий. – Черный – на вокзал. Шишки для Камула одинаковые, можешь перепутать.

Из стружки, наполнявшей отделения чемоданчика, выглядывали связки восковых шишек с россыпью ягод боярышника и можжевельника.

Пока Савватий упаковывал свечи, любовно пересыпая их мягкой древесной стружкой и укутывая пупырчатым полиэтиленом, Дарек достал из кармана бумажник и вынул ворох крупных купюр – чуть больше своей месячной зарплаты. Он подсунул их под счеты – самые настоящие счеты с косточками на прутьях – и услышал ворчливое:

– Слишком много.

– Нормально, дед Савва. Пару простых свечек кому-нибудь за мое здоровье отдайте.

– Как себя чувствуешь? – спросил дед, защелкивая застежки чемоданчика.

– Ничего не болит. Ничего не хочется, – быстро отрапортовал Дарек. – Альфу не завел, плодиться и размножаться не собираюсь.

– Правильно, – одобрил Савватий и протянул ему чемоданчик. – Гуляй, пока молодой.

Дарек успел на электричку в Ключевые Воды, не пришлось три часа до следующей слоняться. Подремал на мягком сиденье, принюхиваясь к чемоданчику – смесь свежего дерева, воска и фруктов со смоляной горчинкой умиротворяла. За час до прибытия на вокзал он позвонил Негославу и сказал:

– Я везу свечи от деда Саввы. Две – в вокзальные чаши. Если хотите – приезжайте. Одна для Камула.

Дарек знал, что сослуживцы не пропустят возможность посмотреть, как он зажигает заговоренные свечи. Но не ожидал, что на вокзал явится еще и Светозар с подполковником Розальским – тем самым, который допрашивал бомжа, какой-то полковник и две дежурные группы разных спецотрядов. Растерянные пассажиры расступились, на лице Камула заиграла улыбка, а Хлебодарный поморщился. В алтарном зале стало тесно и шумно, рычание стихло только после того, как Дарек открыл застежки чемоданчика.

Первым он почтил Хлебодарного – волки и Камул подождут. К свечам прилагались толстые спички с темно-зеленой серой. Легкое касание о коробку породило огонь. Дарек стряхнул древесную стружку с виноградной грозди, поджег фитиль. Поднял, позволяя разгореться, а волкам – посмотреть на слизняков, жухлый лист и сочные ягоды. Зал заполнил терпкий запах свежего виноградного сока. Дарек затушил спичку пальцами, не задувая – чтобы не спугнуть волшбу – взял гроздь двумя руками и осторожно уложил в чашу Хлебодарного.

Чтобы там ни говорили завистники, а магия Савватия работала. Слизняк таял, Дарек вдыхал ягодный дым, и чувствовал, как перестает ныть бедро, уходит угнездившаяся в затылке головная боль, не снимавшаяся ни превращениями, ни таблетками. Душу омыло спокойствие. Хлебодарный благосклонно кивнул, прошептал: «Все будет хорошо». Дарек достал из чемоданчика тройную шишку, протянул Негославу, указал взглядом на спички.

– Это большая честь. Может, сам зажжешь?

– Нет. Это вам.

Он отошел к статуе Хлебодарного, продолжая прикасаться к чаше, и купаясь в виноградном дыму. Волки сгрудились вокруг чаши Камула, рычали – без злости, с предвкушением. Когда к запаху винограда прибавился густой смолистый дым, Дарек омыл ладони в пламени, защелкнул застежки чемоданчика и пошел прочь, на свежий воздух. К чаше Хлебодарного начали подходить лисы – пассажиры и сотрудники вокзала. Дарек знал, что их молитвы возле заговоренной свечи будут прибавлять ему по капле здоровья и удачи. Виноградная гроздь потухнет не скоро – такие свечи горят около суток. И ее никто не сможет погасить или украсть – пламя сожрет руку вора, повреждая сухожилия. Недаром к Савватию чистокровные шакалы в очередь стояли, и не каждому свеча перепадала.