Яна Тарьянова - Шолк для Гвидона

Его опознали по жетону, который он так и не выпустил из кулака. Зажал мертвой хваткой. Отпечатки пальцев у него не снимали – вероятно, сначала не хотели возиться с полутрупом, а потом перевели в другой госпиталь уже с карточкой, в которую были вписаны имя и фамилия. Гвидон покопался в последовательности событий, и выяснил, почему никто не заметил подмену. И он, и тезка Гвидон Яблоновский, были похожи внешне: оба высокие, массивные, склонные к полноте, мордатые, темно-русые, с распространенными серо-зелеными глазами. Гвидон Яблоновский был круглым сиротой, поступившим в Академию ВДВ по государственной квоте. Это исключило появление родственников в госпитале – опознали бы, несмотря на ожоги. Но к Гвидону никто не пришел. Яблоновский не дружил с однокурсниками, а на новом месте, по распределению, прослужил полтора месяца. Как и он сам.

Собрав доступные факты, Гвидон сел и расписал их на бумажке – пытаясь упорядочить знания и найти выход из положения. Настоящий он – Гвидон Вишневецкий – был похоронен в братской могиле возле нефтехранилища. Там после пожара свалили верхний слой почвы в овраги бульдозерами, а возле забора воткнули камень с двадцатью девятью фамилиями. Фальшивый он – Гвидон Яблоновский – уже год служил в Лисогорске, в отдельном полку Внутренних Войск. Командовал срочниками, охранявшими противогазы и перловку, исправно подписывал акты об утилизации по приказу майора и иногда разживался мешком макарон или закаменевших пряников.

Первый порыв – пойти в Следственный Комитет или военную прокуратуру – утих после новостей о мятежной «Грозе». Командира БДК выудили из ледяной воды, судили и расстреляли. Троих спасшихся членов экипажа освободили от ответственности – им удалось доказать, что они не согласились выполнять преступные приказы и были заперты в трюме. Еще троим спасенным дали разные сроки, от пожизненного заключения до пятнадцати лет – за измену Родине.

Гвидон не боялся расстрела – если бы точно знать, что осудят на смертную казнь, побежал бы к следователю вприпрыжку. Его пугало тюремное заключение. Особенно пожизненное. Он не знал, как доказать, что честно выполнял приказ. Шел к нефтехранилищу в полной уверенности, что участвует в учениях и несет в расчетную точку муляж взрывного устройства. Кто поверит? Гвидон даже фамилии того полковника не запомнил. И описать бы толком не смог – белый лис, почти альбинос. Молодой, надменный, смотревший на выстроившихся на палубе морпехов как на кучу навоза.

Он обдумал и отбросил идею застрелиться. Смерть без пользы ничего не меняла. Оставить письмо, которое скомкают и выкинут, чтобы не ворошить дурно пахнущую историю? Никто не будет искать того полковника – был ли он полковником? Гвидон не видел его документов: хватило формы, погон, пребывания на корабле, приказов, которые полковник поначалу отдавал в присутствии командира БДК.

Стрелочки, зачеркивание и вычеркивание натолкнули на приемлемый выход: перевестись в какой-нибудь отряд, где можно пасть смертью храбрых при выполнении служебных обязанностей. Принести пользу обществу, остановить террориста или наркомана, продлевая жизнь тех, кого хотели убить. Какая разница, под какой фамилией похоронят? Одна могила уже есть, родственники получили извещение. А Яблоновскому будет в глаза посмотреть не стыдно, если встретятся на небесной охоте, на полях Камула.

Приняв решение, Гвидон потратил два вечера, все-таки написал длинное письмо, в котором изложил все обстоятельства пособничества террористам и признал свою вину. Письмо отправилось в тоненькую брошюру «Выдержки из Устава караульной службы». Брошюра поселилась на кухонном подоконнике – чтобы следователи нашли, если дело дойдет до обыска. А сам Гвидон начал присматриваться к местным силовым структурам, чтобы проникнуть в какое-нибудь специальное подразделение.

Он выбрал Лисогорский ОМОН. Командир был мутным и вредным, зато его заместитель Светозар, частенько приезжавший на склады, вызвал у Гвидона ничем не объяснимое доверие. Первая попытка поговорить закончилась тем, что Светозар его послал. Это не удивило – взбодрило и придало никчемной жизни смысл. Гвидон начал бегать за Светозаром, напрашиваться на тренировки с его подчиненными, показывать документы и справки о состоянии здоровья. Однажды подкараулил его в пельменной, изложил свою биографию – не свою, конечно, а Яблоновского – и добился странного эффекта. Завидев его, Светозар рылся в карманах, находил пластинку жевательной резинки или карамельку, угощал и твердо говорил: «Немножко подлечись, а потом обязательно все обсудим».

Через год произошли два знаменательных события: Светозар занял место командира, отправленного в отставку за злоупотребления, а в прореженный отряд был объявлен конкурсный набор. Гвидон подал документы, устроившие отборочную комиссию, сдал все экзамены, прошел испытания и явился под Светозаровы очи, сияя от гордости. Светозар посмотрел на Гвидона, на бланки, подписанные тремя членами комиссии и врачами окружного госпиталя, на хвалебную рекомендацию от ротного из внутренних войск, и сказал: «Нет».

Пришлось возобновить беготню. Гвидон ловил своего будущего командира в пельменной, пивном баре, на рынке, в парикмахерской, в прачечной и возле школы в дни родительских собраний. Домой к Светозару он не совался – понимал, что получит по физиономии и навсегда закроет себе возможность попасть в отряд.

Незаметно промелькнула очередная осень. Карамельки липли к зубам, Светозар устало повторял: «Сейчас у тебя все нормально, а упаси Хлебодарный головой ударишься, и что тогда? Побереги себя. Один раз повезло, второй раз легким испугом не отделаешься». Гвидон не мог объяснить, что ему до зарезу нужен второй раз, который оборвет бессмысленное существование, продолжал ныть и упрашивать, и добился-таки своего – Светозар взял его бойцом взамен лиса, уволившегося по семейным обстоятельствам.

Гвидон воспрянул духом. Впервые после выписки из госпиталя обрадовался первому снегу, охотно расчищал дорожки и плац. Слепил кособокого снеговика, вызвав снисходительную усмешку у Светозара. Служба была не в тягость – Гвидон ловко избежал назначения командиром отделения, выполнял приказы и ждал, пока ему подвернется шанс. Повезло прямо перед праздником, когда Лисогорск украсили рождественские венки, плетенки из соломы и можжевеловые бусы. Город готовился к Рождеству и Изгнанию Демона Снопа. Люди и оборотни покупали подарки, пекли имбирное печенье и украшали окна и елки светящимися гирляндами.

Они выехали на вызов «угроза применения оружия, захват заложника». Психически ненормальный человек, вооруженный двустволкой, украденной у соседа, выставил жену на балкон, на мороз. Сам тщательно и тепло оделся, вышел следом и громко пообещал добавить узор из мозгов супруги на заиндевевшее окно. Гвидон спустился на тросе с балкона сверху: стремительно соскользнул, зафиксировал коленями шею психа, перехватил ствол ружья, отводя в сторону – пуля ушла в воздух – и отправился в свободное падение, отстегнув страховку.