Светлана Багрянцева - Стриптизёр

Вот же сволочь! И за что он так геев ненавидит? Деваться некуда, я подписал. Можно было в комиссию по труду пожаловаться. Только что сказать? Меня обвинили, что я гей и уволили? Бред свой кобылы, потому что завтра об этом будет весь город знать. Отдал ему листы. А он, сука, подготовился. Подсунул мне ещё и приказ о досрочном сокращении в двух экземплярах. Я в бешенстве. А когда я такой, то порою «двери с петель срывает». Забрал свой экземпляр приказа и встал.

– Что, сволочь, завидно стало? У тебя, небось, только бабы в постели и то из-за денег. А тебе крепкой дубины хочется, да никто не вставляет. Ты приходи в гости как-нибудь, может, пожалею и трахну, – прошипев, пошёл на выход.

– А вот за эти слова, ты у меня ещё ответишь, гомосек драный! – рыкнул он мне в след.

Ой, дурак! Идиотина последняя! Вот зачем было его злить?! Ору мысленно сам на себя. Только поздно после драки лапками махать. Ну, Серый, удружил. Из-за того, что он меня невинно обнял, этот гондон подумал, что я гей. Пф, ладно, ничего не попишешь. Серый и Витёк всё равно мои друзья. Это нужно быть полным козлом, чтобы после стольких лет дружбы их бросить.

Домой шел, понурив голову. На банковской карточке кругленькая сумма, но от этого не легче. Когда ещё на работу устроюсь. Ещё бабуле нужно как-то о сокращении сказать. У неё сердце больное и давление скачет. Но молчать не смогу. Она меня как облупленного знает. Поймёт по взгляду, что случились неприятности.

Зашёл в квартиру. В горле пересохло от волнения, поэтому сразу двинул на кухню. Пока жадно пил воду, заметил, что на плите не стоит кастрюля или сковорода. Опять бабушке плохо. Ничего, сейчас сам всё приготовлю.

– Бабуль, я дома. Сейчас приготовлю ужин, – зашёл в комнату.

– А-а-а! Ба, что с тобой?! – заорал как полоумный.

Она лежала на полу. Губы уже синие и дыхания нет. Сел на ковёр и начал реветь, набирая номер друга.

– Се-серый, кого там нужно вызывать? Вы же недавно деда хоронили. Кажется, бабушка умерла, – завыл в трубку раненым зверем.

– Так, мы с Витьком уже дома. Мчим к тебе, держись там, – затараторил он и отклонил вызов.

Друзья прибежали за каких-то пять минут. Обняли меня. Потом я всхлипывал на плече у Вити, сидя с ним на диване. Сергей, тем временем, вызывал все нужные службы. Я не стыдился своих слёз. Бабушка была для меня самым родным человеком. Она меня воспитала. Как говорится, на ноги подняла. Дождались пока по очереди приедут: скорая помощь, милиция и труповозка. Потом сели за стол на кухне. Сергей достал из холодильника бутылку водки. Я вообще-то не пью. Бабушка просила купить. Хотела через три дня отмечать день рождения с подругами. Вот и отметила.

– Так, давай, выпей стопарь. Тебе сейчас надо, поверь мне, – Серый подал мне стопку.

Я выпил и даже не поморщился. На душе было так горько, что даже это противное пойло показалось сладким. И вот как теперь жить без моей бабуленьки.

– Хоронить, на что будешь, Макс? Мы с Серёжей пять тысяч в помощь дадим. Получка пятого числа была. Денег немного. Но с аванса ещё подкинем, если надо будет, – грустно произнёс Виктор.

– Деньги есть. Аж семьдесят штук, – скривился я.

Ребята глянули удивлёнными глазами, а я рассказал всё, показав им мой экземпляр приказа.

– Вот гомофоб чёртов. Он теперь тебе за такие слова кровушку попортит. Прости, это я виноват, – потупился Сергей.

– Хорош, Серый. Я тебя ни в чём не виню. Он так и так людей сокращать собирался, а тут я под горячую руку, якобы гей. Говорил же, друзья познаются в беде. Вон примчались сразу, помогли. Денег в помощь даёте. Мне больше некому помочь. Разве что её подружки рублей по пятьсот скинуться. Нужно их обзванивать на похороны звать. Спасибо за помощь. Возьму деньги, если припрёт. Вам самим надо. Вон машину в кредит взяли.

– Кстати, насчёт машины. Завтра отпрошусь на работе и поедем с тобой в ритуалку. Потом кафе подыщем. А пока можешь у нас переночевать, если хочешь, – сказал Сергей, хлопнув меня по плечу.

– Спасибо, как-то сам. Один хочу побыть. Нужно ещё матери позвонить. Другой родни у меня нет. Идите домой. Завтра зайду с утра. Сначала новую одежду ей купим. Она ничего для себя не приготовила, а в старом хоронить нехорошо.

Парни ушли, а я первым делом вымыл полы, а потом стал звонить родительнице. Мать пьяно икала в трубку, ревела, и просила денег на дорогу. Мол, у неё даже добраться не на что. Я обещал завтра выслать ей денег на карту и сообщить когда похороны. Хотя на электричке час езды от её деревни. Может и завтра прикатить, если надумает. Только почему-то видеть мне её не очень хотелось.

Мать действительно приехала, но в день похорон. Заявила, что те пятьсот рублей, что я ей выслал, они пустили на помин. На дорогу она заняла у соседки, такую же сумму. Теперь я должен выдать ей эти деньги, чтобы отдать долг, ещё и дорогу назад оплатить. Зашибись! Остался без работы. Умерла бабушка. На похороны в целом все семьдесят тысяч ушли. Ещё и эта с меня что-то требует. Посмотрел на неё и невольно скривился. За последние годы она опустилась ещё больше. Ещё каких-то три года назад была вполне красивая женщина. Водка долго не отражалась на ней. А теперь долбанула, сразу и по полной программе. Мать выглядела тем человеком, которого в народе называют «синяк». Обрюзгшая, с жёлтой кожей, грубыми морщинами на лице и красными венами на носу, мама вызывала не сожаление, а отвращение. Зубы сгнили и стали коричневыми от курева. Когда увидел это, даже обрадовался, что бросил.

Пора было выезжать в ритуальный центр. Выехали с друзьями на такси. У центра уже были бабушкины подруги. Все уместились в катафалк и поехали на кладбище. Её отпели в маленькой кладбищенской церкви. Я тихо утирал слёзы. Мама показушно выла в голос. На поминках напилась в хлам, и в такси её пришлось заволакивать. Перед гостями даже стыдно за неё стало. Ничего, завтра уедет к своему собутыльнику.

Ага, размечтался я. Утром она встала и заявила, что половина квартиры по закону её. Мол, она вступит в наследство и свою долю продаст. Наивная, она не знала о завещании. Бабушка просила до последнего момента ей не говорить.

– Ага, чтоб ты опять всё пропила! Вот, видела, всё моё! Из квартиры не выпишу, мать ты мне всё же! Но живи у своего Гошеньки! Или кто там у тебя на этот раз, Игорёк?! – рыкнул я и сунул ей под нос завещание.

– Что, она мне ни хрена не оставила?! Да я оспорю в суде! Продадим хату. Тебе и общажной комнаты хватит! – заорала она.

– Ну, давай, рискни. И я тебя ещё и прописки лишу. Не доводи до греха, ма. Припрёт, приедешь сюда жить, но прежде закодируешься, – решительно заявил я.

– А вот это видел, сыночек? – шикнула она, брызжа слюной, а после сунула дулю чуть ли не в ноздрю, – Закодироваться ему! Облезешь! Пила, пью, и пить буду! Понял?! Ладно, так и быть в суд не пойду. Там пошлину платить, а у меня ни копейки.