Алиса Лиделл - Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис

– Забудь его имя и никогда больше не произноси при мне, – холодно ответил Ричардсон, после чего быстрыми шагами начал подниматься по лестнице.

– Почему? Почему ты опять делаешь это? Чем Йоханесс-то тебе не угодил? – на повышенных тонах спросила Анджелль.

– Не твоё дело, – огрызнулся мужчина, бросив на жену презрительный взгляд.

– Почему я постоянно чувствую этот омерзительный аромат какао и пачули? Почему из всех потрясающих вариантов ты выбираешь самый худший? Почему ты выбираешь Кристиана?

Эрик нервно усмехнулся, испепеляя Анджелль горящими от злости вперемешку с необъяснимой тоской по чему-то глазами. Женщина смотрела на него в ответ высокомерно и стойко, пока в голове не возникла безумная мысль, которая бы, впрочем, объяснила всё. Что если Эрик выбирает Кристиана по той же причине, по которой сама Анджелль до сих пор терпит невыносимый характер гангстера, по которой Алексия до сих пор не плюнула в лицо своему отцу, по которой Йоханесс тем безумным вечером признался миссис Ричардсон в том, что «не хочет уходить»?

– Кто для тебя Кристиан Эдвардс? – твёрдым голосом произнесла Анджелль, не разрывая зрительного контакта с мужем. – Подчинённый? Верный товарищ? Любовник? Или же нечто большее?

– Думаешь, я влюбился в него? – Эрик тихо засмеялся, покачав головой. – Ты слишком плохо меня знаешь, если думаешь, что я открыт для этого чувства.

– Нет, родной, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы утверждать то, что ты умеешь любить.

– Иногда, право слово, ты несёшь такую чушь, моя дорогая, – мужчина усмехнулся, однако взгляд его потускневших со временем глаз был направлен куда угодно, кроме места, где стояла Анджелль, и метался по комнате.

– Просто скажи мне правду, Эрик, – твёрдо произнесла женщина.

– Никогда Кристиан Эдвардс не будет значить для меня больше, чем просто подчинённый.

Эрик резко развернулся и быстрым шагом направился в кабинет. Внутри горячим пламенем горело великое множество мыслей, обжигая заледеневшее сердце. Он боялся того, что вечная зима ослабит свои позиции, тем самым сделав Ричардсона беззащитным и слабым, а на своё место поставит никакую не весну, которая приведёт к расцвету цветов в душе, а осень, которая обязательно ополоснёт Эрика ледяным дождём и оставит его под мерзкими каплями до конца жизни, заставив страдать за свою хрупкость. Кажется, что по замёрзшей пульсирующей плоти вывели паяльником имя, которое теперь горело сквозь рёбра и прозрачную кожу. Ричардсон чувствовал эту безумную боль от ожога в области груди, боясь теперь самого себя, потому что гангстер не должен позволять себе слабости, потому что гангстер – не человек, потому что он не имеет права влюбляться. Но это уродливое имя, которым никогда не назовут прекрасную личность, что будет вызывать восторг у окружающих, продолжало пульсировать в висках и смешиваться с кровью, пытаясь стать неотделимой частью Эрика.

– Дорогой, – слабо позвала Анджелль, заставив мужа тем самым с обречённым вздохом обернуться.

– Да, милая?

– Пожалуйста, навести свою дочь. Сейчас ей нужен отец как никогда раньше.

Слова жены были больше похоже на искреннюю мольбу. Эрик чувствовал себя последним уродом на планете, потому что, потерявшись в своём внутреннем аду, никак не мог выбраться из бесконечного лабиринта и, наконец, оправдать ожидания своей семьи, которая уже слишком долго ждала, когда, наконец, дон Ричардсон станет обычным человеком.

***

Adele – Someone Like You

Эрик очень долго стоял возле двери, ведущую в спальню дочери, всё пытаясь собраться с силами и постучаться, но никак не мог придумать слова, которые произнесёт, чтобы оправдаться и хотя бы чем-то помочь Алексии преодолеть тяжёлый период в жизни.

Может быть, ещё не рано убежать? Какой смысл пытаться починить то, что разрушено, разломано и уже фактически не подлежит восстановлению? Отношения Эрика с дочкой – давно закончившаяся драма с крайне трагичным концом, после просмотра которой каждый плачет и винит нерадивого отца во всех смертных грехах. Ричардсон делал точно так же.

Но на секунду он представил, как Лекса лежит там в темноте, в полном одиночестве, пытаясь верить, что она ещё кому-то нужна, надеясь, что сейчас дверь приоткроется и в комнату зайдёт папа, чтобы оставить тёплый поцелуй на кудрявой макушке. Сердце сжалось, потому что девочка явно никогда не заслуживала такой участи. Честное слово, лет двадцать назад Эрик мечтал стать отцом, который всегда будет любить и уважать своих детей, делать всё, чтобы они чувствовали себя хорошо. Но после восемнадцати лет, кажется, вообще все мечты Ричардсона полетели в чёрную бездну, оставив место только для страха и разочарования.

Это не оправдание. Нет, конечно, это даже примерно не оправдание. Ни для одного плохого родителя, который не может подарить должного внимания и такой нужной любви своему ребёнку, не существует оправдания.

Эрик тяжело вздохнул, пытаясь заверить себя, что Лекса ещё не успела возненавидеть отца всем своим юным сердцем, и робко постучался в дверь. Нет ответа. Эрик попробовал ещё раз, больно прикусив нижнюю губу.

Из комнаты послышались медленные шаги, после чего дверь распахнулась. Лекса удивлённо подняла глаза на отца и схватила рукой локон его светло-русых волос, словно пытаясь убедиться в том, что видит настоящую картинку, а не придуманную сошедшим с ума мозгом. От этих её действий у Эрика что-то сжалось внутри, что-то, что уже много лет как не могло сжаться.

– Папа? – тихо произнесла Алексия.

– Лекса, – прошептал Эрик.

Она долго и внимательно изучала черты его лица, вглядывалась в глаза, вновь и вновь сталкиваясь взглядом с ледяными айсбергами, как и всегда раньше, но в этот раз увидела в них что-то откровенно новое. Или же родное старое. То, что казалось настолько невозможным, что напоминало волшебную сказку.

– Чего ты хотел?

– Я пришёл увидеть тебя.

Эрик готов был поклясться, что в тот момент буквально чувствовал, как хотелось Лексе закричать от злости и обиды, как хотелось захлопнуть дверь и разрыдаться, запереться от отца точно так же, как он запирался от неё. Но в этом чистом и прекрасном цветке было куда больше восхитительных черт характера, которые дочь переняла от своей не менее волшебной матери. Эрик правда был очень рад, что Алексия, несмотря ни на что, далеко не во всём пошла в родного отца, но и ненавидел себя, понимая, что является отвратительным родителем, не достойным своего ребёнка.

Девушка развернулась и прошла вовнутрь комнаты, после чего присела на край кровати, приглашая за собой Эрика. Ричардсон сел не далеко, но и не близко.

– Папа, ты любишь меня? – громко, чётко и уверенно спросила Алексия, так, словно давно готовила себя к этому вопросу.