Алиса Лиделл - Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис

Он метался из крайности в крайность, прекрасно понимая, что любовь к Эрику разрушает. Может быть, он даже допускал желание избавления от этого грызущего и душащего чувства. А ещё Ольсен представлял Ричардсона, разбитого внешне и давно погибшего внутри, который тоже заблудился в своём тумане, только более ядовитом и плотном, один лишний шаг в котором мог привести к неминуемой гибели. Безусловно, Эрик и сам нуждался в путеводителе, который протянет руку и выведет к свету. Что если Ричардсон никогда не найдёт свой луч солнца?

Йоханесс понимал, что не сможет быть хорошим отцом и тем более не сможет спасти Эрика, если сам не выберется из той ямы, в которую стремительно летел.

– Я заварю чай, ладно? – вяло спросил Ольсен у подруги. – Тебе нужно успокоиться.

– Конечно. Тебе тоже.

Йоханесс быстро ушёл на кухню, что совершенно не удивило Эльфриду. Кажется, она и так вытянула из мужчины слишком много информации. Девушка совсем не удивится, если Ольсен снова замкнётся, боясь вновь на эмоциях выпалить то, что терзает и кусается где-то глубоко внутри.

Пауэлл подошла к дивану и стащила с него свёрнутое в клубочек одеяло, а затем на пол полетели подушка и простыня. Девушка хотела перестелить постель Йоханесса, но всем её вниманием завладела маленькая бумажечка, свёрнутая несколько раз, которая лежала под подушкой. Пауэлл резко обернулась и уставилась на дверь, ведущую в коридор. Ольсену явно понадобится хотя бы минут десять, чтобы справиться со всеми своими делами. Что такого в том, что Эльфрида прочтёт сейчас эту записку? Она просто волнуется, а Йоханесс упёрто молчит и не хочет ничего говорить.

Девушка быстро пробежалась глазами по первым абзацам, из которых можно было понять, что, по всей видимости, та самая таинственная девушка когда-то была в гостях у Ольсена.

Мы должны были соблюдать определённые рамки и ни в коем случае не заходить за их пределы.

Про какие рамки она здесь пишет? Почему женщина и Йенс не должны были заходить за их пределы?

Мы не должны были лезть в душу друг друга, не должны были подпускать друг друга к сердцу.

От мысли о том, что между Ольсеном и жестокой незнакомкой, возможно, была какая-то близость, а по всей видимости она была душевной, но нежеланной, становилось как-то не по себе. Эта женщина испугалась того, что Йенс коснулся её сердца, сбежала? Чёрт, Эльфрида тогда даже представить не могла, какую боль после этого поступка любимой ощутил Ольсен.

Можешь относиться к этому, как хочешь, но моё сердце принадлежит Анджелль, однако желать с ней физического контакта я не могу.

Внутри Пауэлл всё похолодело от внезапной догадки, которая окатила девушку с ног до головы ледяной водой. Как же сильно Эльфриде не хотелось думать о том, почему незнакомка упомянула в своём загадочном прощальном письме какую-то Анджелль. Как забавно, но по чистой случайности жену Эрика Ричардсона, кажется, звали именно так. Но это ведь просто совпадение, верно? Разумеется, в мире полно девушек, носящих это прекрасное имя. Тем более его может носить не только жена безумного гангстера, но и маленькая дочка до ужаса красивой, но очень одинокой и измученной женщины. Однако зачем тогда незнакомка пишет про физический контакт?

Ты был должен мне, поэтому подчинить тебя своим желаниям было не трудно.

Она использовала Йоханесса? Господь всемогущий!

Мне жаль, что так вышло. Твоё сердце выбрало не того человека, кто сможет пообещать тебе счастье и спокойное будущее. В мире много прекрасных женщин. Было бы чудесно, если бы ты увлёкся одной из них. Это явно куда лучше, чем влюбиться в больного на голову криминального босса.

Не пытайся найти меня и выйти со мной на связь, иначе в этот раз, я клянусь, я точно застрелю тебя. Считай, что свой долг ты выплатил.

Кажется, обманывать себя тем, что всё может сложиться куда лучше, чем вообразила себе Эльфрида, – глупо. Это письмо буквально насквозь было пропитано жестокостью, колкими словами, чувством превосходства, но в тоже время какой-то странной грустью. Нет, это бред! Кто бы ни писал эти строки, он явно безумец, и нет ему оправдания за то, что так больно и неожиданно вонзил острую стрелу в сердце Йенса.

Пауэлл все никак не решалась убрать руку, которой прикрывала подпись, с письма. Да, это всё тот же вечный её недостаток: Фриде куда проще было принять красивую ложь, чем вкусить горькую правду, ядом которой вполне можно было отравиться. Из коридора послышались шаги. У Пауэлл оставалось всего пару секунд. И все же она решилась убрать руку от бумаги, да причём так резко, словно обожглась о красивые буквы, выведенные чужой неровной рукой.

Эрик.

Эльфрида резко свернула письмо и бросила его на пол, подвинув ногой подушку так, чтобы та закрыла клочок бумаги. Йоханесс почти тут же открыл дверь в гостиную и внёс туда две кружки чая, которые поставил на кофейный столик.

– Ну ты чего вещи мои разбросала? – недовольно протянул Ольсен, нахмурив брови. – Я понимаю, конечно, что ты у меня бываешь чуть ли не чаще, чем у себя дома, но это уже перебор.

– П-прости, – тихо отозвалась Эльфрида. – Я хотела перестелить твою постель.

– Так чего ты сидишь тогда, а не перестилаешь? – фыркнул Йенс.

Внезапно Йоханесс резко замер на месте, после чего медленно перевёл взгляд на подругу. Он внимательно смотрел на неё достаточно длительное время, а потом сорвался со своего места и бросился к дивану, сев перед ним на колени.

– Ты ничего не находила странного такого? Такую маленькую бумажку? Я там… эээ… записал одну важную вещь, – Йоханесс принялся осматривать диван со всех сторон, пытаясь найти письмо Эрика.

Эльфрида подняла с пола бумажку и осторожно дотронулась до плеча друга.

– Ты не это ли случайно ищешь?

Йоханесс обернулся и уставился большими глазами на Пауэлл, которая крепко сжимала в руке письмо, при этом внимательно глядя прямо на мужчину.

– Ты прочла, – испуганно произнёс Ольсен.

– Значит, ту женщину зовут Эрик Ричардсон, верно? – спокойным голосом спросила Эльфрида, пытаясь не выдавать весь тот ураган эмоций, бушующий внутри.

– Да, ту женщину зовут Эрик Ричардсон. И я люблю Эрика Ричардсона, – с вызовом прохрипел Йоханесс, испепеляя подругу недовольным взглядом.

Зато теперь всё встало на свои места. Теперь Эльфрида могла понять, почему Ричардсон не объявился после того, как обанкротился Гловер. Потому что на самом деле Эрик все-таки начал диктовать свои условия, просто немного с неожиданной стороны. Теперь было ясно, отчего Йоханесс настойчиво не хотел называть имя своей избранницы. Теперь Эльфрида знала, откуда у Ольсена взялось то самое лекарство.

Однако почему-то легче от всего этого не стало.