Игорь Лукашенок - Праздник в Римини

Мы зашли в полупустую пиццерию и сразу же сделали заказ. Нас обслуживала симпатичная итальянка с золотистой кожей и быстрой речью. Меня и Наталью, как самых смуглых и темноволосых, она сначала приняла за соотечественников. Поняв свою ошибку, улыбнулась и ушла разговаривать по телефону с подружкой. Мы выпили пива и стали делиться впечатлениями последних дней. Наталья и Анна в шутливой форме жаловались на ленивое обслуживание итальянцев. Оказалось, что в их номере вышел из строя кондиционер, но ремонтировать его никто не спешил. Я заметил, что итальянцы любят наслаждаться жизнью, а не работать в поте лица. Немного подумав, девушки согласились с этой гипотезой.

Затем мы гуляли по центральной части города. Наталья сдержано улыбалась мне, а её подруга откровенно со мной флиртовала, но Анастасия, которая всё больше отдавалась маниакальному энтузиазму, уже не замечала этих мелочей и без перерыва фотографировала уличную жизнь на увесистый Nikon.

Расстались мы возле позеленевшей статуи Юлия Цезаря, левая рука которого застыла в довольно странном жесте. Я встал рядом с памятником и постарался скопировать причудливую позу римского императора. Анастасия оценила мои потуги и сделала очередное фото, а Наталья с Анной тихо смеялись в сторонке, мечтая побыстрее добраться до номера, скинуть с себя пакеты и одежду, принять душ… Через два дня мне должно было исполниться 22 года, и настроение моё, несмотря на всё более развязное поведение Анастасии, оставалось приподнятым. Уходя, Наталья и Анна сказали, что уже выбрали для меня подарок. Я выразил своё смущение, но в глубине души радовался вниманию с их стороны.

На следующий день я повёл Анастасию в музей Федерико Феллини. С этим удивительным режиссёром я познакомился на втором курсе университета, и с тех пор он стал для меня чем-то вроде близкого друга. Большинству людей из моего поколения Феллини казался запылённой стариной, а в худшем случае – извращенцем и сексистом. Ему не прощали излишнюю экспрессию, театральность, склонность к буффонаде и показную чувственность. Но я-то всегда понимал, что Феллини – это не менее метафизический режиссёр, чем Бергман, мода на которого в моё аутично-невротичное время значительно выросла. Да, Ингмар ещё привлекал искушённого зрителя начала 21 века глубокими трещинами своей скандинавской души, тогда как Федерико раздражал его депрессивный взгляд неподдельным праздником жизни.

Анастасии, при всей её чувственности и любви к средиземноморскому modus vivendi, тоже относилась к Феллини как к музейному экспонату. В своё время я показал ей «Сладкую жизнь» и «Ночи Кабирии», но особого понимания в её глазах не увидел. Мы просто занялись сексом, так и не досмотрев начатое до конца, а после оргазма Анастасия сказала мне: «Феллини, конечно, прикольный чел, но мне больше нравится Тарантино». Спорить с ней я тогда не стал, уяснив себе, что наши эстетические программы расходятся весьма существенно. С той поры я больше не показываю своим девушкам Федерико Феллини и наслаждаюсь его шедеврами в одиночестве, ибо настоящая дружба требует интимности.

Музей самому знаменитому жителю Римини первой половины 20 века оказался достаточно скромным по наполнению и оформлению. Гений Феллини требовал для своего увековечения целого павильона, где могли бы поместиться его знаменитые декорации к фильмам «Джульетта и духи», «Сатирикон», «Казанова»… Но передо мной открылось камерное, домашнее пространство, как будто Феллини вновь возвратили в его провинциальное детство, уменьшили в масштабе и сняли весь столичный лоск. Походив по музею своего друга не более тридцати минут, посмотрев кинохронику и многочисленные фото, я предложил Анастасии пойти на пляж.

По дороге к морю Анастасия постоянно тянулась к моим губам, лезла рукой в шорты и болтала о сексе. Меня и возбуждало, и пугало её сверхприподнятое настроение. Я пытался сказать ей, что она слишком возбуждена, что надо вести себя чуть приличнее, но мои мягкие увещевания уже не достигали её сознания. Анастасия качнулась в сторону болезненной гиперактивности. Глаза её горели, слова хаотично срывались с губ, а руки постоянно что-нибудь делали – то гладили меня, то крутили из стороны в сторону фотоаппарат, то махали встречающимся нам по дороге мужчинам. Всё в жестах Анастасии говорило о переизбытке энергии и готовности влипнуть в сомнительную историю. Такое с ней бывало уже не раз, но я всё ещё не мог привыкнуть к тому, что живу с двумя разными женщинами, заключёнными в одном теле.

На пляже Анастасия сразу же начала привлекать к себе внимание отдыхающих мужского пола. Первым под её чувственную атаку попал уже знакомый нам расстановщик зонтов и шезлонгов. Парень не знал как вести себя с иностранкой, осыпающей его намёками сексуального характера. Он смотрел на меня настороженным взглядом, неуклюже отбиваясь от приставаний Анастасии, которые становились всё более смелыми. На мгновение я подумал, что моя гипервозбуждённая возлюбленная с удовольствием занялась бы сексом с двумя мужчинами – со мной и вот с этим стройным крашеным блондином, понемногу принимающим её фривольную игру.

Когда распалённый блондин ушёл, Анастасия принялась ходить возле самой кромки воды, бросая многозначительные взгляды на проходящих одиноких и парных мужчин. Теперь я понимал, почему древнегреческие мужи боялись вакханок, а средневековые монахи одержимиц. Мы так до конца и не понимаем, каким образом существо, призванное рожать, воспитывать и любить, может перейти в полную свою противоположность, встав на путь тотального нигилизма и разрушения. Но, так или иначе, в каждой добродетельной матери спит Медея, и за любой послушной девочкой следует тень Мессалины.

Едва возвратившись в номер, мы занялись кипучим сексом. Началось с того, что Анастасия принялась облизывать мне лицо, как делают влюблённые в своего хозяина собаки. Сначала меня смешило её поведение, потом начало раздражать и, наконец, изрядно возбудило. Я сильно сжал руки Анастасии и укусил её за ухо… Она ухватила меня зубами за нос и прокусила его до крови. Её футболка затрещала под моими пальцами и скоро упала вниз чёрной половой тряпкой. Я шлёпнул Анастасию по левой груди, а она сама подставила под удар правую. Плюнув мне в лицо, она скинула с себя шорты и стала постепенно отступать с сторону кровати. Глаза её блестели, как у схватившей кусок свежего мяса кошки. Я последовал за ней, расстегивая льняные брюки, которые успели запачкаться кровью, капающей с моего носа. Анастасия быстро забралась на кровать и встала на колени, оголив передо мной свои смуглые ягодицы с небрежно выбритой ложбинкой посредине. Я нанёс по этим ягодицам несколько звонких шлепков – моя вакханка вскрикнула и начала медленно водить бёдрами из стороны в сторону. Немного понаблюдав за этим танцем плоти, я скинул с себя остатки одежды и закончил прелюдию глубоким проникновением в её разгорячённое тело…