М. Ю. - Моя весенняя любовь с привкусом боли

И снова дождь встретил меня, как только я вышел на улицу. Он смывал с меня все сомнения. Да, я колебался, стоит ли мне возвращаться в тот прокуренный бар, но манящий змей искуситель шептал над ухом « запретный плод сладок» и я решил вдоволь насладиться им.

Знаешь, у нас с тобой всегда была проблема с зонтами – их у нас с тобой никогда не было. Нам всегда казалось, что мы неприкосновенны для холодных капель весеннего ливня, но потом, оборачиваясь на нашу с тобой жизнь, я понимаю, что в нашем мире всегда было тепло и солнечно. Мы никогда не нуждались в них. Грозовые тучи никогда не преследовали нас и не заставляли прятаться, искать защиту. А тут, надо же, второй раз за неделю я бежал по продрогшим улицам весь мокрый до ниточки. Думаю, это был знак для меня, но я, слепец, не замечал этого.

Забавно, в последнее время я как- то особо трепетно отношусь ко всякому роду знамениям и вот даже эта наша встреча состоялась благодаря им. Мне было невыносимо плохо и одиноко, я выл от удушающего чувства беспомощности, сердце рвало грудь и я физически ощущал боль брошенной собаки, как вдруг увидел завалявшийся старый журнал, а там, кто бы мог подумать, та актриса, которую ты когда- то снимал и подпись под фото- твои имя.

Это был знак, я верю. И видишь, ты откликнулся, пришёл. Ты всегда придёшь, чтобы спасти меня, не так ли? Ты – моя последняя веточка в этом водовороте моей пропащей жизни. Я знаю. Спасибо тебе. А? Что это? Ухмылка на твоих губах? Неужели смеёшься надо мной и моей исповедью? И все так же не смотришь на меня. Как жестоко. Я тебе противен? Хотя, удивлюсь, если это окажется не так. Мой кофе уже остыл. Я закажу себе ещё. Почему ты не пьёшь свой?

И снова эта дрожь по телу, как впервые, когда ступил на эту улочку. Теперь меня уже не интересовали пошлые витрины и яркие вывески модных баров, полуобнажённые зазывали борделей стали для меня безлики и неинтересны. Вся эта веретень разврата сжалась для меня до размера одной тёмной забегаловки без вывески, со скрипучей дверью и пыльными окнами, которые не пропускали дневной свет.

Перед баром, как и на всей улице, было пусто, лишь скучающие проститутки жались к грязными стенам, прячась под крышами соседних зданий. Я спрятался под навес у входа. Время работы с 22:00 до 6:00 – значилось на вывеске у меня перед носом. Я взглянул на часы- 17:00.

Я так безрассудно нёсся к моему Вергилию, спускающему меня по кругам порока, что даже не подумал, что днём эта улица, подобна ночным цветам- закрывается, прячет свои бутоны и начинает цвести только когда солнце уходит далеко за горизонт.

Тем не менее, что- то заставило меня толкнуть дверь. Она оказалась незапертой. Дневной свет, немного тусклый из-за пасмурной погоды и нависших над городом грозовых тяжёлых туч, наотрез отказался входить со мной в это забытое солнцем помещение. Хоть в баре и было темно, я все же решился пройти внутрь. Раз дверь не на замке, значит кто- то, да должен быть здесь – решил я, страстно желая встречи с Итаном. Мне хватило сделать пару шагов, чтобы в уши мне впился сладострастный стон. В нем было столько неприкрытого удовольствия и разврата, что по моему телу разлилась приятная теплота вперемешку со стыдом и опаской быть обнаруженным.

Во мраке, под одной единственной лампой над бильярдным столом, я застал то, от чего уши мои покраснели, а щеки и, признаюсь, не только щеки, налились кровью. В темноте белели ягодицы Итана и обнаженное белое тело девушки. Задница его ритмично двигалась, а стоны, вырывавшиеся сладкими волнами из девичьей груди, в такт его движениям, ударялись о высокий потолок и мой застывший от увиденного мозг.

Клянусь, он почувствовал спиной чужое присутствие и обернулся. Я был застигнут врасплох за своим постыдным подглядыванием, но ничего не мог с собой сделать. Меня сковали стыд и удивление. Итан же напротив, мало того, что ничуть не смутился меня, так ещё и хищно улыбнулся, оскалив белый ряд ровных зубов. Пара- другая резких движений и трепетавшая, пойманная в сети этого мальчишки, белоснежная птичка, изогнулась всем телом и затряслась.

Итан натянул штаны и бросив любовницу на зелёном покрывале стола, прошёл за барную стойку.

– Выпьешь со мной? – как ни в чем не бывало пригласил он меня.

– Я- я просто был неподалёку и решил заглянуть. – соврал я в своё оправдание. – Начался дождь и тут вдруг увидел твой бар и… и вот я здесь. – я потёр шею и провинившимся псом посмотрел на Итана. По его ухмылке и прищуренных глаза было видно, что моя ложь провалилась. Со стыда готов был провалиться и я.

Почему я вообще рассчитывал на то, что он примет меня с распростертыми объятиями? Я всего лишь один из посетителей его бара и работа вынуждала его быть приветливым и учтивым со всеми, кто спускался в это полуподвальное помещение.

– Мы ещё закрыты, но я открою бар специально для тебя, даже сделаю скидку в двадцать процентов. – подмигнул он. – Выпьем?

– В пять вечера?

– А ты куда- то спешишь?

– Нет. – немного стушевался я от того, как ловко он отвечает вопросом на вопрос.

– Солнце уже село?

– Ещё нет.

– Значит, не хочешь пить до заката? Не переживай, в моем баре всегда ночь.

– Что? Нет. С чего ты вообще это взял?

Итан пожал плечами.

– У каждого свои тараканы. У меня есть друг- Мик- так он, например, никогда не пьёт до захода солнца. Может присядешь хотя бы?

Способность владеть собственным телом наконец вернулось ко мне и я, пытаясь не смотреть на лежавшую девушку, уселся за барную стойку.

– А я выпью. – Итан достал стаканы. – Знаешь, когда нибудь я стану банкротом только потому, что ворую выпивку сам у себя. – он залпом осушил стакан и налил ещё.

– За прошлый раз. – я положил на стол смятые купюры по двадцать баксов.

– Я же говорил, что угощаю. Но, возьму это как за сегодня. – он, не пересчитывая деньги, смахнул их в ящик за стойкой и поставил наполовину полную бутылку Джим Бима. – У него вкус помягче, чем у JD, который мы пили в прошлый раз. Попробуй.

Итан вёл себя так, словно мы были здесь вдвоём, присутствие обнаженной дамы отнюдь никоем образом не смущало и не волновало его. Я же, чувствуя себя немного неловко, совершенно случайно перевёл взгляд на бильярдный стол и встретился с пустыми глазницами затуманенных глаз.

Я словно смотрел на игрушечную куклу, забытую в песочнице. Девушка поджала ноги к груди, по бёдрам стекала сперма и ее соки, из глупо улыбающегося рта тонкой струйкой блестела слюна. Ее глаза напомнили мне глаза мертвой рыбы. Нет, девушка была жива и из ее горла изредка вырывались приглушённые стоны, просто ее глаза не выражали ровным счётом ничего. Они застыли где- то далеко, по ту сторону блаженства, так явно проступавшем на ее фарфором личике.