Alexander Maximoff - Наставник для девственницы

И тоска настала, заполнив почти полностью следующие несколько лет его жизни…

* * *

Много позже как-то раз он приехал после сессии на лето в родной город. Сначала он вовсе и не собирался звонить, но потом не выдержал. У неё совсем недавно был день рождения, и он запоздало поздравил её и предложил покататься, как раньше. За несколько дней они исколесили полгорода. Теперь она больше не надевала длинного платья, а почему-то ездила в коротеньких шортиках и топе. Однажды он пригласил её погулять так, без велосипеда, пешком. Она явилась в короткой плиссированной юбочке и спортивной этажной маечке. Они гуляли по старому городу и у мороженщицы купили два воздушных шарика, и бродили с ними по стенам белой крепости. Им было весело и беззаботно. Впоследствии, продолжая болтать ни о чём, он проводил её домой, где она накормила его бутербродами, задорно рассказывая, как они на даче прыгают в воду.

—Там нет ни причалов, ни мостков, прыгать неоткуда!

—И с чего вы прыгаете?

—Если парней двое, то с замка́. Знаешь, вот так складываешь…

—Знаю-знаю…

—А если один, то с колен.

—Как это, «с колен»?

—Смотри: встаёшь, – она поставила его около дивана, – приседаешь, замо́к на колени клади, я становлюсь вот так тебе в замо́к ногой и отталкиваюсь вверх и назад и, типа, прыгаю.

Он еле удержал её за талию: ноги соскользнули на диван за его спиной, и она оказалась верхом, чувствительно стукнув своим лобком о его. От неожиданности он сел и поморщился. Его лицо очутилось всего лишь в паре сантиметров от её губ, но он даже подумать не смел ни о чём таком, и лишь вглядывался, держа за талию. Она тоже затихла и, помаргивая будто наклеенными ресницами, смотрела в ответ своими глубокими черешневыми глазищами. Он не делал ничего. Несколько минут они в тишине играли в гляделки. Потом он покрепче перехватил руки и, пододвинув к себе на коленях, прижал её вплотную. Положив голову к нему на плечо, она касалась его аккуратной грудкой и судорожно сокращающимся впалым животиком, и там… тоже… Эта головокружительная близость, конечно, действовала: она ощутила лобком первое шевеление, вздрогнула и внезапно заболтала.

—А ты знаешь, где наша дача? Если здесь выйти, можно сесть на трамвай, – губы касались его шеи и всё жарче шептали, обжигая с каждым словом всё сильнее, – он один тут… И едешь… До-олго ехать… Едешь-едешь… Там ещё больница будет… Он доооолго… идёт… И потом… после пожарки… будет такой пустырь… там остановка… И выходишь… и… идёшь… по тропинке… наискось… там… домики… …наш… … …пятый…

Она замолчала. Под ней уже набухло, развернулось и торчало. Прижавшись, она висела на плечах, скрестив ноги за его спиной. Она непрерывно ощущала промежностью его напряжение и подёргивание и глубоко дышала около уха. Он держал её, чувствуя, как трётся грудь, как обнимают ноги. Оба почти не шевелились. Изредка она еле заметно сдавливала его ногами и отпускала. Он придерживал её под лопатками и слегка прижимал к себе за талию. Голова кружилась, губы касались её шейки, в животе сладко ныло. В очередной раз ощутив несмелое пожатие, он сдвинул её к себе. «Как плотно и горячо…» Она опять чуть сжала ляжки, и опять он отозвался, точно демонстрируя и давая почувствовать ей упругий холмик на своих брюках, прогнувшись, толкнул его навстречу стремительно намокающим трусикам и со всей силы прижал её к себе. «Он пульсирует…» Дыхание прерывисто сбивалось на свист, она часто сглатывала и облизывала пересохшие губы. Постепенно она выучила это движение и сама, сжимая ноги, толкала бёдрами вперёд, интимно потираясь о его выпирающий лобок. Шёл час за часом, а они всё сидели и сидели, даже не думая поцеловаться или погладить друг друга. Он испытывал изнывающе мучительное напряжение и ни с чем не сравнимое долгожданное счастье обладания. А она осязала, как его ширинка нажимает на её бугорок, и дышала, дышала, дышала…

—Юленька… моя маленькая девочка…

—А… а… андрей…

* * *

Но он уехал вновь, и на этот раз они не виделись почти два года. Поначалу она писала страстные эсэмэски, он отвечал сдержанно и вежливо. Она плакала над его ответами, и не могла представить, что он просто жутко боится, что кто-нибудь нечаянно прочитает его сообщение. Она переживала, что зря села к нему на колени, и что все парни такие: лишь получат своё, сразу исчезают. И она пыталась вызвать ревность, рассказывая про то, как наперебой ухаживают за ней местные парни, как они гуляют с подругами, как ходят пофлексить в местный клуб. Через год она называла его «на вы». Через полтора – написала о своём первом поцелуе на танцах. А к концу второго года разлуки сообщения месяца четыре не приходили вообще. Что ни говори, время юности идёт черепашьим шагом, и два года – в прямом смысле слова вечность… Он написал ещё три или четыре раза, несколько раз звонил, но разговор как-то не склеился. Поэтому, когда он, в конце концов, явился, специально подгадав дату приезда к её дню рождения, то не особенно надеялся на радостную встречу. Кроме цветов он принёс подарок – флакон духов. Она обрадовалась, но посматривала с опаской и подозрением. Что-то изменилось в нём, в поведении, в самой повадке. За два года он начал курить и, сидя на её кухне и теребя фильтры нервными пальцами, курил одну за другой. Она присматривалась к нему и понимала: когда-то восторженный юноша пропал без следа, перед ней другой человек, взрослый, раскованный, опытный, уверенный в себе мужчина. Она нутром почувствовала, что у него уже были женщины. Не одна. Она рассказывала про своих знакомых и подруг, вспоминала забавные происшествия и напоследок сказала:

—Андрейка… А ведь я тебе изменила…

—Я почувствовал. Когда писать перестала?

—Да, примерно тогда.

—И как это случилось? – он говорил без грусти, сохраняя бодрый и участливый тон.

—Также. Как у нас… Я села к нему на колени… И мы сидели… Потом ещё, правда, целовались…

—А потом?

—А потом он полез под майку, и я его послала!

От невыносимой неловкости загорелись уши. Изменила… Сам-то он, хоть и не забывал о ней никогда, не особо сдерживал себя в желаниях и успел обрасти целым десятком историй, романтических и не очень. А она… Тут он поймал на себе пристальный взгляд и понял, что его взвесили и купили…

—Ты чего?

—Ничего. Так… Смотрю, какой ты стал…

—Какой? Взрослый?

—Хитрый. Но знаешь, я ж не дура… Я всё понимаю…

—Что?

—Всё! Ладно… Проехали! Ты купаться в этом году думаешь?

—Конечно!

—Хочешь, позову тебя к нам на дачу? Там Золотой Затон. Ветра нет и вода очень тёплая, потому что мелко…

* * *

Она прыгала в воду. Он садился, полностью погружаясь, она залезала на плечи и, когда он вставал во весь рост, резко отталкивалась ногами и летела ласточкой в глубину. Она прыгала неутомимо, раз тридцать, пока он сам не устал. Наплескавшись, они грелись, лёжа на полотенцах, и она без умолку рассказывала о своей жизни, о подругах, о своих планах уехать.