Елена Каштанова - Компромисс

Мне немедленно захотелось с этим товарищем познакомиться. Не то чтобы никто не понимал моей любви к "Ундервуду". В общем-то практически все мои друзья признавали, что "норм". Но не более того. И уж точно никто не мог цитировать или использовать как интертекст. Поэтому в Олдбое я почувствовал родственную душу. Захотелось узнать, какой он. Сколько ему лет, кем он работает, как выглядит, во что одевается, какая у него прическа, какого цвета его глаза. Какой у него голос, в какие игры он любит играть и ловит ли он бабочек. Захотелось выяснить, все ли его "крючочки" в текстах я нашел или половину цитат не узнал. К счастью (или, может быть, к сожалению), я еще не дошел до той высокой степени безумства, которая позволяет бесцеремонно вломиться к автору в приват и начать требовать личностного общения. Поэтому страдал молча.

Я прочел всю серию про попаданцев. Почему-то тайком от Иры. Отчитался ей только о первой части. И скрыл свой внезапно вспыхнувший интерес, не хотелось признавать, что я такой же, как все эти курицы, которые без капса и восклицательных знаков вообще выражаться не умеют.

Вероятно, так бы все и оставалось, если бы не вторая часть моего "компромисса". Второй навязанный мне оридж оказался совсем другим. Без фантастики, мистики, почти без юмора, у них это называлось "повседневность". Только разве ж это похоже? Когда скулы сводит от напряжения, когда ком в горле дышать не дает, когда руки дрожат, перелистывая страницы, это у кого ж такая повседневность, хотелось бы мне знать? Это были очень запутанные отношения трех людей. Сюжет раскачивало от отчаяния к надежде, от боли к эйфории. Каждый из троих успел побыть и жертвой, и мудаком, и ангелом. Я не мог понять, как можно так искусно складывать 33 обычных буквы, чтобы внутренности разъедало, словно кислотой, чтобы каждое слово на подкорке выжигалось, чтобы каждая строка острой иглой впивалась в сердце и там оставалась навсегда. Я дочитал до конца и тут же начал сначала, теперь уже неспешно наслаждаясь и смакуя, а не торопясь скорее узнать, чем все кончилось.

При внимательном чтении меня снова поджидали сюрпризы. Я и в предыдущей истории заметил некоторые совпадения с… скажем так, моим собственным стилем мышления. Слова вливались в меня так гладко, как будто я сам это писал, это были мои мысли, мои выводы, мои обороты речи и цитаты, хранящиеся в моей памяти. Шутку про обоюдотупой меч придумал я лично, еще когда мы "Тристана и Изольду" изучали на втором что ли курсе. И зверь Выхохуль, которого предстояло победить герою, тоже был создан моим воображением и тоже давно. И вот теперь новую историю я читал с совершенно таким же ощущением – я бы сам так написал, если бы писал художественные тексты, а не публицистику. По мере дальнейшего чтения частица "бы" стала как-то растворяться. Мне уже стало казаться, что это я и написал, а теперь вот сижу, перечитываю, блох выискиваю. Я даже заподозрил у себя диссоциативное расстройство идентичности – что, если во мне где-то сидит личность, которая эти тексты втихаря пишет и публикует, после чего засыпает и передает права на мое тело моей основной личности? Да, и сам понимаю, что бред. Да, и самому смешно. Но ничем другим объяснить столько совпадений я не мог.

Положение стало еще серьезнее, когда я более внимательно прочитал про дом. Еще при первом чтении я поймал себя на том, что очень живо представляю себе его. Палисадник, огороженный невысоким голубым штакетником, на зубьях которого висят старые детские игрушки, а по периметру палисадника выставлены ярко раскрашенные отслужившие свой век башмаки, в которых растут цветы. Я даже откуда-то знал, что это были астры, хотя в тексте об этом не говорилось. И я вдруг вспомнил этот дом! Когда я был мальчишкой, еще живы были деревянные дома в некоторых районах города. Сейчас их уже снесли, но тогда я жил рядом с таким районом, и мы часто бегали туда гулять, потому что там было интересно и еще потому, что часть пацанов из нашей компании жила именно там. Мы иногда тырили с забора игрушки – просто по приколу, а не потому, что нам их не хватало. Но хозяева как будто не обижались и вешали на их место другие. А парни постарше срывали астры для букетов понравившимся девчонкам. Вместо сорванных вырастали новые. И еще рядом с этим домом были вкопаны в землю несколько колес, тоже раскрашенных веселенькими красками, и на этих колесах можно было сидеть и трепаться. Не всегда, правда, они доставались нам, часто на них сидели девчонки или старшие ребята, или даже тетеньки и дяденьки грызли семечки. В общем, такая ничейная лавочка. Теперь я понимаю, что хозяевам этого дома было, скорее всего, жалко выкидывать ненужные вещи, и они создавали для этих вещей вторую жизнь, заодно радуя своих соседей и случайных прохожих. Хозяев я не помню. А вот сам дом вспомнил.

Вспомнил, и чуть было и вправду не побежал к психиатру – выяснять, когда я мог это написать. К счастью, вовремя явилась спасительная мысль, даже две. Первая: если бы я был болен, мне бы не выдали автомобильные права, там проверяется учет в психдиспансере, я точно помню. И вторая: автор тоже когда-то видел этот дом. Это же так просто! Может быть, он даже здесь жил, чем черт не шутит? Может быть, я даже его знаю или знал когда-то. Я еле дождался вечера, чтобы совершенно непринужденно и как бы между делом задать Ире соответствующие вопросы.

– Его зовут Макс, он из Москвы, – ответила она. – Большего сказать не могу, он в реале принципиально ни с кем не общается, это у него две разные жизни, и он их не смешивает. У него ведь фанаты довольно часто встречаются, я и сама ездила пару раз, помнишь, но он никогда не приходит. И фоток своих не выкладывает. Ну ты же понимаешь, он гей, и ему совершенно не нужна публичность.

Тут Ира оседлала любимого конька, мне даже не пришлось задавать вопросы, о своем кумире она могла трепаться часами, если кто-то готов был слушать. Я узнал, что он работает в каком-то автомобильном концерне – то ли коммерческий, то ли финансовый директор. Что он би, но предпочитает мужчин. Что у него есть любимый человек и собака. В виртуале шифруется, потому что несколько лет назад его вычислила какая-то отвергнутая подружка и смогла организовать не очень серьезные неприятности. Поэтому никто не знает его реальных страниц в соцсетях, имейлов и телефонов. Правда, есть группа отморозков, которые ходят за автором хвостиком, чтобы на каждой странице красочно расписать, как глубоко он им безразличен. Так вот эти вообще уверяют, что все фейк, Олдбой – на самом деле старая дева с Поволжья, а члены, о которых пишет, видит только в эротических снах или в порнухе, если удается скопить денег на нормальный интернет. Они его, якобы, вычислили, это точно-преточно. И еще куча какой-то бесполезной информации из обсуждений в закрытых группах.