Ольга Лазорева - Русская гейша. Загадки любви

– Да вы, вроде, и так уже начали, – наконец обрела я дар речи. – И в какой манере пишете?

– В разной, – ответил он после паузы, во время которой быстро двигал карандашом по желтоватому листу плотной бумаги. – Но ваш портрет я вижу в простом, но изысканном стиле великого японского художника Утамаро. Кстати, француз Тулуз-Лотрек, не менее знаменитый, чем Утамаро, просто обожал его картины. И, я думаю, его весьма известный бордельный цикл был навеян идеями японского мастера.

Я заметила, как Лиза вздохнула украдкой и глянула на меня умоляюще.

– Все это очень интересно, – мягко проговорила я, – но дело в том, Кристиан, что мы сегодня вечером идем в театр, так что сами понимаете. Нужно собраться, привести себя в порядок и все такое. Поэтому нам пора уходить.

– О! Как жаль! – искренне огорчился он.

Карандаш замер в его пальцах, глаза повлажнели и стали походить на огромные черные агаты. Я внимательно посмотрела на него и вновь почувствовала странное волнение. После небольшого колебания записала номер гостиничного телефона в углу листа бумаги. На желтоватом фоне уже проступали очертания девушки с опущенными глазами и грустной улыбкой.

Из тетради лекций Ёсико:

« В древней Японии женщин изображали крепкими, с пухлыми лицами и большой грудью, с тонкими талиями, но тяжелыми бедрами. Такая фигура ассоциировалась с материнством. Мужчины изображались мужественными, часто воинственными, с густыми бородами и сильными телами. Но к XVII веку идеалы изменились. Японские художники в поздних картинах укиё-э стали изображать женщин хрупкими, даже эфемерными, с нежными овальными лицами, таковы стали эталоны красоты.

В то время эротическое искусство достигло невиданных высот. Самыми массовыми и востребованными стали „укиё-э“ – серийные цветные оттиски с резных досок. „Э“ – значит „картина“, а сложный буддийский термин „укиё“ понимался как „жизнь сейчас“. Вот что написал в 1661 году новеллист Асаи Реи:

„Жить только одним мигом, все свое время посвящать любованию луной, снегом, вишневыми цветами и кленовыми листьями; распевать песни, пить саке, ласкать друг друга, плыть, плыть… Не огорчаться, если нет денег, не грустить в глубине сердца; и походить на растение, движимое речным потоком, – вот что зовется укиё – свободно плывущим миром“. Самой популярной литературой того времени стали укиё-дзоси – богато и откровенно иллюстрированные рассказы о повседневной жизни горожан. Это был некий прообраз комиксов, а точнее – японских эротических манга. Интересно, что постоянными клиентами граверных лавок были не только домохозяйки, проститутки, гейши, актеры, игроки и торговцы, но и самураи, которым появляться в подобных местах запрещалось. Одной из ведущих тем этих повествований в картинках был секс.

Художник – гравер Моронобу изображал не только любовников в различных сексуальных позах, но и всех остальных персонажей Текучего мира: маленьких служанок, слуг – мужчин, пьяных весельчаков, содержателей публичных домов. Он зарисовывал даже драки между пьяными гостями. На протяжении более двух столетий уличные сцены Ёсивара, абуна – е (непристойные картины), знаменитые гейши, куртизанки и актеры кабуки изображались многими художниками».

– Зачем ты дала ему телефон? – немного недовольно поинтересовалась Лиза, когда мы вышли из ресторана.

– Сама не знаю, – тихо ответила я. – Наверное, понравился.

– Непонятный тип какой-то, – продолжила она и зачем-то остановила такси.

– Пешком дойдем, – попробовала я возразить, но она уже открыла дверцу и сказала на русском: «Отель Амбассадор».

Таксист ее прекрасно понял, улыбнулся и кивнул.

– Посмотри на часы, – сказала она, когда мы забрались в такси. – Нам же нужно привести себя в порядок. Да и надоело мне пешком таскаться!

– Ах, ах! Какие мы принцессы! – рассмеялась я.

Таксист обернулся и тоже радостно засмеялся. Мы непонимающе на него посмотрели, но он только подмигнул и вновь стал смотреть на дорогу.

– Ненормальный какой-то, – тихо заметила Лиза, с подозрением глядя на его аккуратно подстриженный затылок. – Как и этот твой новый ухажер!

– Ну почему сразу ненормальный? – спросила я и не смогла сдержать улыбки, глядя на ее недовольное лицо. – Просто у него настроение хорошее и он радуется таким красоткам, как мы с тобой.

– Да бог с ним, с водилой, – ответила она. – Но этот Кристиан! Так тебя и ел глазами! Просто до неприличия.

– Лиза! Да ведь он художник!

– Но все-таки странно. Имя не наше, а говорит, как наш. Лицо тоже явно не русское. Но, конечно, хорош. Эти белые волосы и жгучие черные глаза, очень необычно! Ты, часом, не влюбилась? – с подозрением уточнила она.

– А тебе жалко что ли? – усмехнулась я.

– Господи! – не на шутку испугалась она и развернулась ко мне всем корпусом. – Только этого мне не хватало! Мы в чужой стране, непонятно, что за парень. Мы ничегошеньки о нем не знаем!

– Да успокойся ты! Он и не позвонит. Эскиз у него есть, мы с ним даже расплатились, хотя непонятно за что.

– Вот именно, – нахмурилась Лиза, – ты сама сказала, что эскиз у него есть. А, значит, он может написать картину. Вот и повод принести ее тебе в гостиницу.

– И прекрасно! – отмахнулась я. – Давай закроем эту тему.

Лиза отодвинулась в угол и нахохлилась. Таксист вновь зачем-то повернулся к нам и опять подмигнул.

– И у этого явно нервный тик, – тихо заметила она. – Ох, уж эти французы! Добра от них не жди.

Спектакль начинался в половине восьмого. Мы приехали в отель около шести. Лиза мгновенно скрылась в ванной, даже не зайдя в номер Григория. Я скинула одежду и улеглась на диване, потягиваясь всем телом. Навалилась усталость, и даже в оперу идти не хотелось.

«Что там сегодня за спектакль?» – подумала я и вяло потянулась за билетами, лежащими в конверте на столике.

Я поняла, что это опера Моцарта, но название «Cosi fan tutte» ничего мне не сказало.

«Может, отказаться и остаться в номере? – подумала я, бросив билеты на пол и перевернувшись на спину. – Приму ванну, поваляюсь на диване, просто отдохну».

– Иди, ванна свободна! – раздался в этот момент приглушенный голос Лизы из приоткрытой двери.

– Сейчас, – ответила я, но не подумала встать.

Лиза скоро появилась в халате и с мокрыми волосами.

– Ты чего разлеглась? – возмутилась она. – Быстро приводи себя в порядок! У нас почти нет времени.

– Успеем, – равнодушно ответила я. – До Гранд-Опера два шага.

– Что это за настроение? – затормошила она меня. – Собирайся, кому говорю!

В дверь постучали.

– Не иначе твой раб явился, – заметила я и встала, накинув халат.

Лиза пошла открывать, что-то недовольно бурча себе под нос.