Андрей Корф - Сто осколков одного чувства

Ма добивалась Папика два года. А он, кобель хренов, упирался, натурально... Только когда я уже зашевелился, он уступил. И ничего. Лет пять жили хорошо, говорят... Еще бы не хорошо, если Папик сразу в какую-то контору подался бабки зарабатывать... И было бы, наверное, хорошо, но переклинило его на своих песенках, работу бросил, машину запустил, выпивает помаленьку... Какое тут, в жопу, счастье... Я их теперь понимаю... А Ма, конечно, ходит, в соплях путается. На песни ей давно уже насрать, да оно и понятно, когда гречневую кашу... Да, я уже говорил об этом...

Ну, а у Папика своих соплей навалом. Он у меня поэт, всю жизнь в мальчишках проходил и вырасти так и не собрался... А Ма, похоже, с пеленок во взрослых ходит... Как они вообще живут?...

А они там, похоже, любовью занялись, предки ненаглядные... Того гляди, сестренку мне сейчас сделают. Ма стонет знатно, не так, как Крыса... Та только попискивает, а Ма уж как заведет свой патефон, так чертям тошно станет... Надо же... Давно уже не трахались... И мне вздрочнуть, что ли... А почему нет? Вот и картинка хорошая, говорят, в Интернете таких навалом...

Вот только еще полстакана, позвонить Крысе, что не приеду сегодня, и отлить, глянув по дороге в их комнату...

Полстакана, звонок, отливаю, прохожу мимо...

Ма стоит посреди комнаты, большая, голая, грудастая и жопастая... Как скифская баба. А Папик при ней – стоит на коленях, обнял, шепчет что-то... Давно не виделись, бля... Кажется, плачет даже родитель мой, горемыка. А Ма над ним, вечная, страшная, стоит себе молча... Вот такая картинка...

А я что... Сходил на кухню, съел холодный кусок мяса, и к себе – выпивать да дрочить. Дело нехитрое. Уехал бы, но Крыса уже не ждет. Наорала на меня, дура, в последний раз... Тоже, поди, вырастет и станет как Ма. А где я ей деньги найду?...

Выпил еще, «зепеллины» попели... Предки угомонились, кажется... Ма сходила в сортир, потом Папик там пузырем своим звякнул... Потом я заснул, не помню, что дальше было.

Утром Ма готовит завтрак, глаза опять такие, что непонятно – глотать или подавиться тут же, не сходя с места...

– Что, Папик на новую работу ускакал? – спрашиваю.

– Нет. Он... Он ушел. Совсем.

...Ем, и не знаю, что сказать... И я, и Ма давно этого ждали... Наконец, говорю:

– А работа?

– Он все придумал... Нет никакой работы...

– А зачем тогда?

– Не знаю, – говорит Ма и начинает плакать. И я вместе с ней. А на шее у нее – большой засос, похожий на синяк от удара...

– Он вернется? – спрашиваю, чтобы просто перестать реветь, как маленький.

– Не знаю, – говорит Ма. – Разве можно что-нибудь знать про нашего папу...

Я доедаю завтрак и иду звонить Крысе... О том, что выезжаю...

Поиграем словами, дамы и господа.

Но прежде заглянем в магический кристалл и услышим, как с центральной, огромной, запруженной и шумной из-под острых, зазубренных и беспощадных летят жалкие, горькие, истошные, последние-распоследние.

Это литераторы будущего казнят эпитеты. А толпы читателей рукоплещут, и лишь изредка мелькает чье-то рассерженное, недоуменное, плачущее.

А теперь – к делу. Или к потехе, как вам будет угодно.

Тема:

Мужчина и женщина остались вдвоем, не считая часов на стене, сенбернара под кроватью и Города за окном.

1-я вариация (amabile):

Красивый мужчина и красивая женщина остались вдвоем, не считая фамильных часов на стене, сонного сенбернара под кроватью и дождливого Города за окном.

2-я вариация (con dolore):

Старый мужчина и старая женщина остались вдвоем, не считая сломанных часов на стене, плешивого сенбернара под кроватью и мертвого Города за окном.

3-я вариация (malinconico):

Пьяный мужчина и продажная женщина остались вдвоем, не считая торопливых часов на стене, голодного сенбернара под кроватью и горланящего Города за окном.

4-я вариация (funebre):

Мертвый мужчина и рыдающая женщина остались вдвоем, не считая оглушительных часов на стене, скулящего сенбернара под кроватью и равнодушного Города за окном.

5-я вариация (buffo):

Незнакомый мужчина и перепуганная женщина остались вдвоем, не считая дорогих часов на стене, трусливого сенбернара под кроватью и вороватого Города за окном.

6-я вариация (appassionato):

Голый мужчина и голая женщина остались вдвоем, не считая чужих часов на стене, разбуженного сенбернара под кроватью и глазастого Города за окном.

7-я вариация (capriccioso):

Черный мужчина и белая женщина остались вдвоем, не считая электронных часов на стене, похотливого сенбернара под кроватью и чужого Города за окном.

8-я вариация (imperioso):

Молодой мужчина и богатая женщина остались вдвоем, не считая золотых часов на стене, сытого сенбернара под кроватью и продажного Города за окном.

9-я вариация (marziale):

Раненый мужчина и заботливая женщина остались вдвоем, не считая разбитых часов на стене, перепуганного сенбернара под кроватью и расстрелянного Города за окном.

10-я вариация (lamentabile):

Поникший мужчина и безутешная женщина остались вдвоем, не считая жестоких часов на стене, умирающего сенбернара под кроватью и беспомощного Города за окном.

11-я вариация (festivo):

Будущий мужчина и будущая женщина остались вдвоем, не считая новеньких часов на стене, юного сенбернара под кроватью и деликатного Города за окном.

12-я вариация (burlesco):

Зеленый мужчина и оранжевая женщина остались вдвоем, не считая синих часов на стене, красного сенбернара под кроватью и желтого Города за окном.

13-я вариация (maestozo):

Крылатый мужчина и дрожащая женщина остались вдвоем, не считая гулких часов на стене, хромого сенбернара под кроватью и призрачного Города за окном...

И так далее, и тому подобное... Написал бы еще, но некогда – иду с толпой на казнь эпитетов. Действительно – на кой они нужны? Главное ведь что?

Чтобы мужчина и женщина были вместе.

Чтобы часы шли своим чередом.

Чтобы за окном был хоть какой-нибудь Город.

И чтобы под кроватью сидел сенбернар.

Хотя бы такса. На худой конец – шпиц.

– Выпьем за чистоту! Что вам налить? Вина? Яда? Воды из-под крана?

...Море шевелилось перед ней, толпилось воспоминаниями, мелькало барашками будущих дней. Сотни голосов сливались в одно невнятное бормотание, порой угрожающее, порой – одобрительное. Но чаще всего – мудро безразличное ко всему людскому, начиная с этой маленькой несчастной девочки, которая бросает в волны камень за камнем, привязав к каждому по одному слову, одному взгляду, одному прикосновению своего Любимого и Ненавистного.