Алексей Аляскин - Враги лютые

Симка и Лореляйн проснулись ещё при свете заходящего солнца, проспав почти весь день, они полежали обнявшись, и ещё какое-то время им не хотелось расставаться с успокаивающем теплом друг друга, и они оба делали вид что спят. Потом они стали умываться стекавшими внизу стены их колодца каплями, сочившейся кристальной воды, прямо из щели в гладком камне, потом пожевали припасённую Лореляйн колбасу, и запили опять той же самой росой камня, которая была такого же прозрачного и чистого холодного вкуса, какой она была и на взгляд: — это была самая лучшая вода в мире. Но эта фляжка прозрачного горного напитка напитков была последней точкой в случайном счастье этих мальчиков.

Они дождались ночи, и вышли из своего убежища. Перешли через близкий хребет и стали спускаться вниз, к окопам. Им нужно было увидеть, что там произошло, и что из всего этого получилось. В окопах никого не было, кроме темнеющих кучами грязного тряпья неприятно пахнущих грязью убитых… В наступившей темноте запекшейся крови на них видно не было, но всё равно — зрелище это было страшное. Симку постоянно тошнило, а Лореляйн почему-то и к убитым, и к крови, относился совершенно равнодушно. Зато когда в немецких окопах он внезапно наткнулся на мёртвого Фогеля, он испугался и некоторое время сидел на бруствере, и не мог идти дальше. Симка понял, что его друг боится вдруг вот так же наткнуться на распростёртое в крови и блевотине, исползавшееся в последних попытках удержать в себе жизнь, тело своего любимого мужчины. Он сел рядом с мальчиком, прижал его к себе, обнял и поцеловал мальчика в щёку, почти под мочку уха. Лореляйн дёрнулся от него в сторону и посмотрел на своего друга странным взглядом, в это мгновение оба они открывали вдруг в себе совершено неожиданный мир, невидимо существовавший в них обоих…

Лореляйн ничего не сказал на поцелуй своего друга, от которого он никогда не ожидал ничего похожего на эти чувства; он даже не смотрел на Симку, и было не понятно, что он чувствует, и как он к случившемуся отнесётся. Этот поцелуй вдруг распределил роли в их дружбе, и они были не одинаковыми, потому что теперь было ясно, кто из них кто. Прежнее равенство их тел, глаз, и свобода их сердец, исчезли навсегда. И Симка и Лореляйн поняли оба и сразу, что на самом деле так было у всегда, — только не произносилось вслух…

Мальчик смотрел в сторону разрушенных работой крупнокалиберной артиллерии окопов, и что-то для себя решал. Симка ждал решения не смея до него дотронуться. Наконец Лореляйн обернулся, и сказал тем обычным мальчишеским тоном, каким мальчики позволяют остаться с собой: — Ладно, пошли …. Симка выдохнул, но на самом деле он опять не уловил интонаций. Лореляйн умел скрывать свои решения где-то глубоко в себе, и чтобы докопаться до них, потребовалась бы не одна смена шахтёров Эльзас-Лотарингии. Поэтому о том решении, которое принял поцелованный мальчик, поцеловавший даже не подозревал.

А можно было обойтись и без лотарингского пролетариата, если бы Симка повнимательнее слушал полуфантастические, как казалось, истории про подсунутый предательскому матросу кошелёк, и требование мальчика не приближаться к его мужчине на расстояние ближе двух запасных аэродромов для взлёта Ю-88, когда они станут жить все вместе: — Симка, Лореляйн, и барон фон Криг; и совсем не стоило забывать выжатый мальчишеским пальцем до упора свободный ход курка его дровяного карабина, при одном упоминании мальчиков из норвежских шхер! Дело в том что Симка, который сам таким не был, просто не умел поверить в то, что этот мальчик решал любой вопрос только один раз , и потом не перерешывал никогда. Симка любил его но даже не подозревал об отведённой ему в сердце мальчишки роли и границах. А они там были, эта роль и границы.

Но происшедшее вернуло Лореляйн в этот мир, он махнул рукой, приглашая Симку следовать за ним, и пошёл прочь от убитого унтера Фогеля. Тот так и остался лежать в окопе, возле развороченного острым осколком пулемёта, с расстёгнутыми, спущенными до колен, штанами, которые он не застегнул никогда. И ещё у него не было в глазу его стеклянного глаза, — того самого, который был закладом в договоре о спиртовом перемирии с капитаном Скурлатовым, — где был теперь этот глаз, мальчики искать не стали, — только Симка переводивший тогда ратифицируемый текст вспомнил этот пункт, и решил что капитан выполнил своё обещание унтеру Фогелю.

На самом деле капитан Скурлатов был почти что и ни причём, потому что унтер-офицер Хайнц Фогель был наказан самими небесами за нарушение совершенно иного договора, потому что этого старого воина, участника войн в Европе, Азии и Африке, убило щепкой от приклада его собственного пулемёта. Попавшая в деревянный приклад пуля отщепила острую, как игла щепку, она проткнула унтеру щёку, прошла внутри через хрящ носа, и выдавила из невидящей глазницы стеклянный глаз. Все пули и снаряды мира продолжали лететь мимо мёртвого тела заговоренного палестинской колдуньей солдата, — ни на одной из семи войн, на которых воевал Одноглазый Хайнц, он не был ни разу даже ранен… А свой глаз он потерял ещё в детстве, в драке с лесником у которого воровал кабачки из огорода.

Кто победил в этом бою было абсолютно невозможно понять, никого живых здесь не осталось, вонючими и бесформенными кучами грязного тряпья лежали те, кто ещё недавно были дышавшими полной и сильной грудью, стучавшими сердцами, разными людьми. Ноги юношей сами пошли в сторону колдобины, — только это место в разгромленном смешанном с землёй мире принадлежало им всегда. Лореляйн шёл впереди Симки и его ноги так точно и легко становились на камни, как будто кто-то их ставил в нужное место руками. Симка прыгал с камня на камень следом за ним и думал что барон фон Криг действительно разбирался в мальчиках из которых могли получиться горные стрелки, кто ещё бы мог идти по гладкой обсыпающейся под ступнями гальке на склоне, по разбитым снарядами острым обломкам камней, так же легко как по асфальту на школьном дворе! Самому Симке идти было сложно, потому что мальчик шёл быстро, не обращая внимания на своего друга. Симка не успевал за ним, он не умел бегать по скалам как Лореляйн, и он боялся отстать или потерять мальчика из вида. Может быть из-за этого, или из-за темноты ночи, но он всё-таки оступился, полетел, и больно ударился виском о камень, — в глазах поплыли радужные круги от удара, и сознание отключилось на какое-то время. Когда сознание прояснилось, он увидел что лежит на священном каменном астероиде — мальчик дотащил его до их колдобины на себе. Симка хотел встать и не смог, оказывается что он ещё и сильно повредил себе ногу. Идти дальше он не мог. Лореляйн какое-то время сидел и раздумывал, что им делать дальше, и наконец решил один идти на разведку, — нужно было узнать на чьей территории они находятся — на немецкой или на русской. Он сложил возле Симки свой пенал с едой и половиной второй бутылки шнапса, потому что первую бутылку разбило пулей, и вся колбаса уже пропахла шнапсом. Потом положил возле плеча Симки взятую в окопе автоматическую винтовку с подсумком патронов к ней, противотанковую гранату с торчащей вверх деревянной ручкой, и потом он ничего не говоря решительно опустился возле Симки на колени, наклонился и очень профессионально, — по настоящему , поцеловал юношу в губы. Симке этого поцелуя хватило тогда, чтобы окончательно понять безнадёжное положение фон Крига в его любви к этому мальчику. И он теперь точно знал, у кого из них двоих были всё это время ключи от их отношений… Лореляйн встал, ушёл в темноту арчового леса, и не вернулся.