Tiamat - Гилморн

— А если я откажусь? — несмотря на свое возбуждение, Гилморн не мог отказать себе в удовольствии подразнить человека, разжечь его нетерпение.

— Мне бы не хотелось тебя принуждать. Мы обычно не развлекаемся с пленниками, но эльф, да еще такой хорошенький и с такими блудливыми глазами — слишком большое искушение.

Смертный ловко увильнул от ответа. Впрочем, Гилморн зашел уже слишком далеко, чтобы отказываться. Сопротивляться следовало еще на дороге, но уж никак не сейчас. Без сомнения, смертный имел в виду: «Не хотелось бы принуждать, а придется». Вряд ли они откажутся от удовольствия. В сущности, неважно, что он скажет, «да» или «нет», его судьба уже предрешена. Однако ему почему-то хотелось услышать это из уст человека.

— И все-таки? — упрямо сказал он.

— Попробуй откажись, и сам увидишь, — смертный окинул его жадным взглядом, раздевая глазами.

— Возьмешь меня силой?

— Да, если ты этого хочешь. Прикажу ребятам тебя держать и изнасилую. Засажу так, что твоя маленькая тесная дырочка будет неделю сочиться кровью. Любишь грубость, эльф? Нарочно дразнишь меня, чтобы посильнее завести?

— Куда уж сильнее, — Гилморн усмехнулся, проводя ладонью по напряженной плоти в паху человека.

— Похотливая сучка, — сказал человек с отчетливым восхищением в голосе и оттолкнул его от себя. — Давай, раздевайся, не тяни время!

«Вы тут все кончите только от того, как я буду штаны снимать», — злорадно подумал Гилморн. «Посмотрим, кто еще кого оттрахает!»

— Я думал, у вас, смертных, мужеложство считается грехом, — эльф не удержался от язвительного замечания напоследок, начиная расстегивать застежки своей туники.

— Откуда ты, эльф? В наших краях никто не считает грехом отпялить красивого мальчика. Особенно если тот сам подставляет задницу.

Они все смотрели на него, не отрываясь, пока он раздевался, Гилморн чувствовал кожей их взгляды. Сам он смотрел только на главаря, для него предназначалось это представление. Изящные пальцы эльфа стянули с плеч тунику и взялись за рубашку, расстегивая ее нарочито медленно, как бы лениво. Когда Гилморн развел ее полы в стороны, будто случайно при этом проводя пальцами по своим соскам, человек перед ним быстро облизал губы и стиснул кулаки, так что ногти должны были впиться в ладони. Восхищенные шепотки сидящих у костра разбойников тоже не ускользнули от слуха эльфа.

Гилморн освободился от рубашки, снял сапоги, а потом все так же медленно стащил штаны вниз по бедрам. Обнаженный, он выпрямился и посмотрел на человека взглядом, полным мрачной решимости и откровенной, неприкрытой похоти.

— Ты еще не знаешь, что такое трахать эльфа, — сказал он низким, хриплым голосом и провел указательным пальцем по своим губам. — Я тебя доведу до изнеможения. Затрахаю до смерти! — он засунул палец в рот и облизал его самым призывно-развратным образом.

Остальные ахнули, как один, и одобрительно засвистели.

Человек сбросил с себя кожаную безрукавку, расстегнул штаны и высвободил свой огромный, налитый кровью член.

— Иди сюда, — приказал он, голос его был таким же хриплым от вожделения. — Оближи его хорошенько, прежде чем я тебе вставлю.

Гилморн подошел к нему, опустился на колени и провел кончиком языка по головке. Нетерпеливо человек схватил его за волосы и вогнал свой член в его полуоткрытый рот. Он был так велик, что Гилморн с трудом охватывал его губами. При мысли о том, что этот чудовищный орган войдет в него, эльф почувствовал страх и острое, обжигающее желание. Он принялся ласкать смертного ртом и был вознагражден его долгим вздохом удовольствия.

— Кто тебя научил этому, красавчик? — сдавленным от страсти голосом проговорил человек, отстраняя его от себя и заглядывая ему в лицо.

Гилморн ответил ему загадочной улыбкой и вернулся к своему занятию. Когда он проводил губами по чувствительной бархатистой коже, он чувствовал, что смертный едва удерживается от того, чтобы засадить свой член глубже ему в рот, в самое горло. Терпения человека хватило ненадолго — через пару минут он снова оттолкнул эльфа и приказал:

— Встань на четвереньки и раздвинь пошире ноги.

Эльф повиновался. Человек сбросил штаны, встал на колени позади него. Издав восхищенный возглас, он коснулся ладонью татуировки эльфа, и палец его проследовал за хвостом черно-серебряного дракона в ложбинку между ягодиц Гилморна.

— Красивая картинка.

— Ты собрался трахать меня или картинки разглядывать?

Через плечо Гилморн увидел, как человек сплюнул себе в руку и растер слюну по своему члену, не сводя пламенного взгляда с предоставленных в его распоряжение аккуратных ягодиц и стройных узких бедер. Эльф оперся на локти и положил голову на сложенные руки, не переставая дрожать от страха перед тем, что должно случиться, и от желания, чтобы это случилось поскорее.

Влажная головка горячего, твердого члена коснулась его ягодиц, раздвинула их, прижалась ко входу в его тело.

— Сейчас будет больно, — сказал человек жестко и подался вперед, направляя член в узкую дырочку.

Вначале он никак не мог войти, хотя Гилморн старался расслабиться и пропустить его внутрь. Эльф не смог удержаться от стона, когда член смертного сильнее нажал на тугое кольцо мускулов и понемногу начал его раздвигать. Он дышал быстро и часто, кусал губы и неимоверным усилием воли заставлял себя не шевелиться. Но вот плоть подалась, и огромный орган скользнул в тело эльфа. Боль была такой жестокой и резкой, что Гилморн закричал и дернулся, но человек удержал его за бедра, вталкивая свой член все глубже.

По лицу эльфа, искаженному страданием, заструились слезы. Он вцепился зубами в запястье и все равно громко стонал от невыносимой боли. Человек тоже застонал, наверное, он тоже чувствовал боль, не мог не чувствовать, когда тугие мускулы эльфа сжимали его так сильно. Он вошел до половины и остановился ненадолго, потом двинулся назад и снова вперед. Движения эти растягивали плоть эльфа, принося ему подобие облегчения. Гилморн всхлипнул и толкнул себя ему навстречу, насаживаясь на его член.

— Еще, — простонал он. — Еще!

Человек зарычал и начал двигаться ритмично и жестко, стараясь, однако, не входить до конца. В длину его член был не так уж велик, но Гилморну все равно казалось, что он достает ему до самой глотки. Между ягодицами у него все мучительно пылало, как будто в него засунули горящую головню, жестокое орудие вламывалось в его тело, как таран в ворота крепости. Он не чувствовал ничего, кроме боли, но в этой боли было какое-то запредельное сладкое удовольствие. Он весь содрогался от мощных толчков, раздирающих изнутри его тело и до боли раздражающих все его чувствительные места.