Тиамат Tiamat - Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

Падкая на сенсации столица не меньше недели обсасывала подробности скандала на королевском балу. «Говорят, Мизуки вылетел из дворца, как ошпаренный! Даже с приятелями не попрощался! А Эссу Элью вы видели? Выглядел так, будто его взвод гвардейцев оттрахал! Все, не видать ему больше воли, принцесса его совсем захомутала. Представляете, вышла с ним под ручку, как ни в чем не бывало!» Сплетники, возможно, и рады были бы преувеличить, но действительность превзошла самую разнузданную фантазию. Эсса Элья появился в бальном зале шелковый и покорный, буквально повиснув на руке Фэйд Филавандрис, и его нисколько не смущало, что у него под глазом расцветает роскошный синяк, нижняя губа прокушена, платье помято, из прически выбились пряди, плечи покрыты засосами, а в походке угадывается многозначительная неуклюжесть. На предложение присесть он отвечал, скромно опуская глаза: «Спасибо, я постою». Танцевал он только с Фэйд и позволял ей настолько открыто себя тискать, что все его бывшие любовники исходили черной завистью. Уехали они вместе, в ее карете, и та же карета доставила его домой на следующий день к вечеру. Никто не сомневался, что Фэйд, обезумев от страсти, силой навязала свое общество несговорчивому актеру. Все только удивлялись тому, что она так долго держала себя в руках. Поведение Эссы Эльи служило лучшим подтверждением слухам. Он томно вздыхал, прятал глаза и прикрывался веером всякий раз, когда на его губах играла довольная улыбка, чтобы никто ее не заметил. Ему нравилось разыгрывать невинную жертву. Он просто купался в лучах сочувствия, симпатии, жгучего любопытства, неодобрения, вожделения, злорадства и прочих эмоций, в очередной раз сосредоточившихся на нем. Особенно приятно было видеть зависть в глазах приятелей и знакомых. Немало было тех, кто был бы совершенно не против оказаться жертвой принцессы Филавандрис. Тем более что молва приписывала ей не только крутой нрав, но и привычку щедро вознаграждать потерпевших. Забыв об остром слухе Эссы Эльи, унаследованном по материнской линии, один из актеров шепнул другому: «За такие роскошные бриллианты я бы ей позволил лупить меня хоть каждый день!» Ибо в театр Эсса Элья явился с бриллиантами в ушах, которых прежде на нем никто не видел, и выглядели они как типичное извинение любовника, распустившего руки.

Начальник городской стражи Эрнани попросил принять его после спектакля и заявился к Таэссе в гримерку с очень официальным видом, пытаясь скрыть неловкость. Кавалер нервно поправил шпагу, переложил из руки в руку шляпу, откашлялся и начал издалека:

— В Криде перед законом все равны, кавалер Таэлья. Закон так же суров и беспощаден к представителям королевской семьи, как и к любому другому гражданину нашего государства. Я хочу заверить вас, что любой человек, преступивший границы личной неприкосновенности гражданина, будет наказан. Кто бы он ни был по праву рождения. И если вы испытываете хоть малейшие сомнения, что закон вас защитит, то я плохо исполняю свои обязанности начальника стражи.

Таэсса сдвинул брови и посмотрел на него непонимающе.

Кавалер Эрнани поерзал в кресле, положил шляпу на край туалетного столика и сказал, понизив голос:

— Я был на королевском балу и видел если не все, то многое. Принцесса Филавандрис преступила не только границы приличий, но и, по всей видимости, рамки закона по отношению к вам.

Таэсса вздохнул. Ему следовало догадаться, что начальник городской стражи многое видит в черно-белом свете.

— Уверяю вас, кавалер Эрнани, я нисколько не в обиде на принцессу Филавандрис и уж тем более не собираюсь подавать на нее официальную жалобу.

Эрнани посмотрел на него с нескрываемым сочувствием:

— Мой драгоценный кавалер Таэлья, я столько раз становился свидетелем, как жертва защищает и оправдывает своего насильника. Уж простите мне выбор слов.

Таэсса приоткрыл на груди отороченную мехом полу пеньюара.

— Вот это похоже на следы насилия? спросил он кротко, предъявляя четкий след укуса возле соска. На самом деле укус был получен гораздо позже, в ночь после бала, а не во время возни в туалетной комнате, но он не собирался просвещать на этот счет кавалера Эрнани.

Сглотнув, кавалер с некоторым усилием отвел взгляд от голой груди Эссы Эльи и посмотрел ему в глаза.

— Да, похоже, твердо сказал он. И это тоже. Он протянул руку и сдвинул рукав пеньюара, открывая синяки от пальцев на запястье актера. Фэйд была ужасно груба и неаккуратна. Она слишком привыкла, что у него все заживает гораздо быстрее, чем у обычного человека. Вот и синяки уже практически сошли. Но все равно были заметны.

— Вы же не будете спорить, что подобные следы остаются и от добровольных постельных забав, уклончиво заметил Таэсса. Будь он проклят, если открытым текстом скажет: «Да, я позволяю ей вытворять что угодно, и мне это нравится!»

— Простите мою настойчивость, но полгорода заметило у вас под глазом синяк, и это уж никак не выдашь за… постельные забавы.

— Досадная случайность, ничего больше.

— Ударились о косяк? подсказал кавалер Эрнани без иронии, очень печально. Это я тоже слышу не в первый раз.

Таэсса снова вздохнул. Эрнани вправду ему сочувствовал, и его теплое участие было приятно, хотя и не заслужено. Он не мог придумать, что ему сказать, чтобы это не прозвучало слишком грубо и прямолинейно. Что греха таить, гораздо приятней, чтобы красивый начальник стражи мечтал вырвать его из лап жестокой принцессы, чем потерял к нему всякий интерес.

— Когда мне было семнадцать лет, один подвыпивший кавалерист в Селхире попытался применить ко мне силу. Я сломал ему два пальца на правой руке. Вы же знаете, кавалер Эрнани, что во мне течет эльфийская кровь. Я вовсе не так беззащитен, каким, возможно, кажусь, он чарующе улыбнулся и протянул кавалеру руку для поцелуя: знак особой милости и одновременно сигнал, что разговор окончен. Пожалуйста, не волнуйтесь за меня. Я сам разберусь.

Однако Таэсса стал подозревать, что переиграл. Заставил принцессу выглядеть в чужих глазах куда более жестокой и властной, чем она была на самом деле. Она ведь даже не приказала ему избавиться от всех остальных любовников! Кто-то сам сошел со сцены, испугавшись соперничества с принцессой, кому-то Таэсса шепнул, что принцесса ужасно ревнива (что в общем и целом было правдой) и убьет его за измену (что было откровенным враньем). Мизуки отсиживался дома, не появлялся в обществе и контактов с Таэссой не искал. Казалось, все идет как надо. Это-то и беспокоило Таэссу. С Фэйд Филавандрис ничего и никогда не идет как надо, и будущее обязательно должно это подтвердить.

День не задался с самого утра. Таэсса опрокинул на себя горячий кофе и ушиб палец ноги, когда вскочил, ругаясь на чем свет стоит. Дальше все пошло по нарастающей. Сначала на чулке обнаружилась дыра величиной с пятак, потом порвалась цепочка у любимой нефритовой подвески, а вторая любимая подвеска, с зеленой яшмой, куда-то запропастилась. Один из пары гнедых, которых запрягали в карету, захромал, и пришлось вызвать наемный экипаж. В довершение всего принцесса Филавандрис не изволила почтить своим присутствием ресторан, в котором они уговорились пообедать. Сначала Таэсса подумал, что она опаздывает, и уже заготовил обличительную речь, в которой намеревался решительно и бескомпромиссно указать принцессе на недопустимость подобного поведения в будущем. Но к тому времени, как он заказал десерт, она все еще не появилась. И не прислала никого с запиской.