Неизвестен Автор - Дюрер

Сколько раз мы целовались: От его губ пахло черешней, рот большой, нежный, почти женский, охотно внимавший мне. Его хотелось целовать бесконечно, и еще этот запах - больше я его не ощущала ни от кого: Мы бродили томные и разомлевшие, с искусанными опухшими губами, в лиловых летних сумерках.: Уединиться нам было пока негде. Ох, этот квартирный вопрос!

Часто мы проводили целые вечера на скамейках Гоголевского бульвара. Я садилась, а он ложился головой мне на колени, я читала маленькую книжечку сонетов Шекспира, время от времени зачитывая понравившиеся строки вслух, Володя задумчиво смотрел в вечереещее небо, вздыхал, поворачивался и прижимался лицом к моему животу. Потом край небо розовел, и мы, обнявшись, шли к метро, притихшие, прислушивались к крикам стрижей где-то высоко, далеко:.

Был душный июльский вечер. Довольно поздно, часов, может, около одиннадцати. Я сидела на первой лавке от метро на Гоголях, и курила свои любимые "Salem". Володя немного опаздывал, прошло некоторое время, я уже начинала раздражаться; внезапно, я почувствовала чье-то присутствие. Оглянувшись, я увидела Володю, который, как мне почудилось, давно стоял за моей спиной, то ли выжидая, то ли наблюдая.: В руках у него была темно-красная роза. Какое-то время он стоял, играя этой розой, потом поцеловал ее, и протянул мне. Шагнув ближе, взял меня крепко за руку и, глядя мне в глаза, сказал: "мы едем ко мне, Маргарита". Больше всего меня поразило отсутствие вопросительной инто-нации, но это и взволновало.

Через бесконечные полупустые лабиринты метро, рука в руке, "чужие люди, верно, знают, куда везут они меня": Мы вышли на какой-то дальней станции, кажется то ли Ясенево, то ли Битцевский парк. Нелюдимые панельные многоэтажки с потушенными окнами, темно, каки-ми-то тропинками, через лужи, пустынные дворы, кусты, вот и подъезд, тоже темно; я зажгла спичку и мы нащупали кнопку лифта. Звон длинной связки ключей, и вот мы стоим в едва освещенном коридоре, иди за мной, тихо, все уже спят.

В комнате он зажег свечу, я присела на то, что показалось мне каким-то странноватым стулом, и закурила. Я пыталась разглядеть обстановку в комнате, но занавеси были плотно задернуты, а свеча давала неверный, мечущийся свет. Он подошел ко мне, как всегда, спокойно и методично, отнял и затушил сигарету, снял мои очки. И остался стоять, рядом, что меня, признаться, удивило. Встретившись с ним взглядом, я вдруг осознала, что он ждет инициативы от меня.

Я стала медленно раздевать мальчика. Расстегнула и сняла рубашку, безволосая мальчишеская грудь, как я себе и представляла, положила руку ему на сердце - он вздрогнул:.. Цветная татуировка во все правое плечо, опять какая-то стилизованная готика: Массивная пряжка ремня на черных кожаных штанах со шнуровкой, о, как я обожаю этот звон расстегиваемого мужского ремня! - он стал помогать мне, словно очнулся - я провела рукой по сокровенному, он застонал и задержал мою руку. Медленно, глядя ему в глаза, стянула резинку с его волос, освободила их и они тяжелой золотой волной легли на его плечи.

Он спокойно стоял передо мной, позволяя себя рассматривать, в золотистом свете свечи - такой тонкий, с распущенными длинными волосами, так похожий на девушку: Глаза чуть прикрыты, в них одновременно шальное и сонное выражение, крупный рот приоткрыт, голая грудь с беззащитно-розовыми сосками, плоский живот, от пупка начинается золотистая полоска волос- дорога любви, как я это называю, красивой формы крупный орган, обвитый пульсирующей веной:..

Я стянула свое платье и распустила волосы, и мы некоторое время созерцали друг друга, словно первая пара в Эдеме. Потом со стоном повалились куда-то вниз, в темноту, на мягкое:

Я быстро поняла, что я буду первой, и это знание наполнило меня счастьем:

Это было то, о чем я всегда мечтала, и то, что и по сей день вызывает во мне дрожь. Властвовать над нежным красивым юношей, младше меня, обучать его языку любви, владеть его пока еще нетронутым телом, запечатлевая на нем свои поцелуи, отталкивая и принимая его, слышать его стоны, видеть его первый восторг, его первую судорогу, заставить это ангелоподобное существо подчинить-ся и молить о наслаждении, которое только я могу дать:.

Разве может какой-нибудь взрослый мужчина сравниться с красивым мальчиком!

Вдыхать этот почти детский нежнейший запах, целовать его длинные девичьи волосы:.

А эта особая юношеская худоба, как писал Бунин "прочь от земли", а этот яркий румянец, пятнами, а эта прекрасная непосредственность в переживании наслаждения - его стоны, вскрики, ах, как кривится его нежный рот, когда он кончает:

От моих взрослых мужчин пахло их уверенностью, их усталостью, их начинающей стареть плотью, их бесчисленными женщинами, от многих вполне чистоплотных людей, пахло попросту могилой. Их лица в моменты наслаждения напоминали старческие. Их судороги наслаждения на-поминали агонию. Они выполняли свои мужские "обязанности" молча, сжав зубы, словно отрабатывая нормы своих, неведомых мне ГТО:

А что сравнится запахом юношеской спермы, а их неисчерпаемая потенция, а их неутомимость и постоянная готовность: Взрослые мужчины начинали жаловаться на сердце, печень, легкие и тяжелую жизнь, вздыхали, навязывая мне чувство вины за то, что я "принуждаю" их заниматься сексом, заставляя меня ощущать какой-то неполноценной, опасной для общества нимфоманкой, в то время как я была просто здоровой темпераментной молодой женщиной. И это у них были проблемы, которые они по старой подленькой мужской привычке сваливали с больной головы на здоровую. Как правы феминистки со своим лозунгом, что чем более хиреет фаллос, тем сильнее мужская тирания и угнетение, унижение женщины.

Я сижу в своей квартире, отделенная чередой лет от того лета, фев-ралем от июля, зрелостью от юности: Сквозь мое усталое сегодняшнее лицо, просвечивает мое тогдашнее - лукавый взгляд, румяный рот, и волосы, волосы, теперь вот они убраны в короткое каре, под глазами - залегли грустные тени, а рот предательски бледен.

Я вглядываюсь в то дальнее, в какой-то момент невидимые перего-родки из прочнейшего материала времени, дрожат, плавятся, и я снова лежу в этой темной комнате, едва освещенной огарком свечи, и смотрю на его разметанные о подушке волосы:

Я сравниваю: беру прядь своих темно-каштановых и прикладываю к его золотисто-медовым: Ничего общего: "Лед и Пламень", говорю я: "Воздух и Земля" отвечает он, заключая меня в свои объятия. Мы перекатываемся, по очереди ощущая тяжесть, друг друга, наши волосы переплетаются, смешиваются, наша слюна и дыхание поделены поровну, мы проникаем, друг в друга, подныриваем, заплываем в запретные, тайные заводи, мы запускаем руки друг другу в струящиеся волосы, пу-таясь в них, как в морских травах, мы впускаем наши трепещущие языки в нежные глубины ртов, они от-плывают, чтобы через мгновение, дав нам вынырнуть и глотнуть воздуха, сплестись и медленно погружать-ся на дно, пуская пузыри наслаждения :. Мы соединялись бессчетное количество раз, потом так и заснули, не разъединившись: