Ирвин Уэлш - Trainspotting

Я пересрал от того, что мне не дадут ширнуться:

— Ёб твою мать, Джонни! Хули ты гонишь? Ты чё, ни хера не врубаешься? У нас при себе баблы, бля.

Я вытащил из кармана пару бумажек.

То ли старина Джонни Свон почувствовал себя виноватым, то ли на него так подействовал вид налички, но он мигом преобразился.

— Не принимайте близко к сердцу. Я просто пошутил, бля. Вы чё, думаете, Белый Лебедь будет подставлять своих клиентов? Это вас-то, братки? Вы же у меня умники. Гигиена превыше всего, — изрёк он задумчиво. — Знаете малого Гогси? У него СПИД.

— Чё, правда? — спросил я. Всегда бродят слухи о ВИЧ-инфицированных. Обычно я просто не обращаю на них внимания. Но о малом Гогси я уже слышал от нескольких человек.

— Угу. Правда, он пока ещё не заболел СПИДом, но анализы положительные. Я ему так и сказал: это не конец света, Гогси. Ты можешь научиться жить с вирусом. Тысячи чуваков живут себе с ним и не парятся. Я ему говорю, ты можешь заболеть аж через хуеву гору лет. А чувака без вируса завтра утром может переехать машина. Так и нужно к этому относиться. Нельзя просто так вычеркивать человека. Шоу должно продолжаться.

Легко быть философом, когда не у тебя говно вместо крови, а у какого-то другого гавайца.

Так или иначе, Джонни даже помог Дохлому сварить дрянь и ширнуться.

Когда Дохлый готов был уже завизжать, он проколол вену, втянул немного крови обратно в шприц и впрыснул животворный и жизнелишающий эликсир.

Дохлый крепко обнял Свонни, а затем ослабил хватку, не убирая рук. Они были расслабленными, словно любовники после ебли. Теперь настала очередь Дохлого петь серенаду Джонни:

— Свонни-старина, как я люблю тебя, как я люблю тебя, мой милый Свонни…

Ещё несколько минут назад они были врагами, а теперь стали задушевными корешами.

Я подошёл за своей дозой. Я ужасно долго не мог найти хороший веняк. Мои чувачки тусуются не так близко к поверхности, как у большинства людей. Наконец, я нашёл одного и поймал приход. Эли была права. Возьми свой самый классный оргазм, умножь это ощущение на двадцать, и всё равно оно будет ебучим жалким подобием. Мои высохшие, трещащие косточки обмякли и разжижились от нежных ласок моей прекрасной «героини». Я опять пришёл в норму.

Элисон сказала, что я должен сходить к Келли, которая, наверно, была в глубокой депрессии после аборта. И хотя её тон не был осуждающим, она говорила так, будто я имел какое-то отношение к Келлиной беременности и её последующему прерыванию.

— Чё это я должен идти к ней? Я не имею к этому никакого отношения, попытался я отмазаться.

— Ведь ты ж её друг!

Меня так и подмывало процитировать Джонни и сказать, что все мы теперь знакомые, а не друзья. У меня в голове крутилась эта фраза: «Мы все теперь знакомые». Похоже, она выходит за рамки наших личных торчковых раскладов: блестящая метафора нашего времени. Но я устоял против такого соблазна.

Вместо этого я сказал только, что все мы друзья Келли, и поинтересовался, почему это именно меня выбрали для нанесения визита.

— Ёб твою мать, Марк. Ты же знаешь, она в тебя по уши втрескалась.

— Кто, Келли? Хули ты пиздишь! — сказал я удивленно, заинтригованно и довольно смущённо. Если это правда, то я слепой и тупой дебил.

— Да она говорила мне об этом тыщу раз. Все уши прожужжала. Марк это, Марк то.

Почти никто не называет меня Марком. В лучшем случае, Рентс или, на крайняк, малыш Рентс. Я просто охуеваю, когда меня так называют. Я стараюсь не подавать виду, что меня это харит, чтобы не давать лишнего повода.

Дохлый прислушался к нашему разговору. Я повернулся к нему:

— Ты думаешь, это правда? Келли ко мне неравнодушна?

— Да каждому чуваку известно, что она по тебе сохнет. Это ни для кого не секрет. Хотя лично я её не понимаю. У неё явно нелады с чердаком.

— Тогда спасибо, что сказал, чувак.

— Если тебе по кайфу сидеть в тёмной комнате и смареть целый день видак, не замечая, что происходит вокруг, то какого хуя я должен тебе об этом рассказывать?

— Но она же никогда ничего не говорила мне, — проскулил я, окончательно растаяв.

— А ты чё, хотел, чтобы она написала об этом у себя на футболке? Плохо ты знаешь женщин, Марк, — сказала Элисон. Дохлый ухмыльнулся.

Последнее замечание меня оскорбило, но я решил не принимать его всерьёз на тот случай, если это был обычный прикол, наверняка подстроенный Дохлым. Этот западлист тащится по жизни, расставляя за собой мины-ловушки для своих же братков. Не могу врубиться, какое такое удовольствие он получает от этой хуеты.

Я купил у Джонни немного дряни.

— Чиста, как утренний снег, — сказал он мне.

Это означало, что он подмешал туда не слишком много не слишком токсичных добавок.

Теперь можно было и скипать. Джонни сел мне на уши и принялся меня грузить. У меня не было никакого желания всё это слушать. Рассказы о том, кто кого кинул, басни о бдительных стукачах, превращающих нашу жизнь в кромешный ад из-за своей антинаркотической истерии. Он растроганно тележил о своей личной жизни и предавался фантазиям о том, как он завяжет с наркотой и уедет в Таиланд, где женщины знают, как обращаться с елдаком, и где можно жить, как король, если у тебя белая кожа и парочка хрустящих десяток в кармане. Он нёс всякую пургу и высказывал кучу циничных и эксплуататорских замечаний. Я сказал себе, что это опять заговорил злой дух, а не Белый Лебедь. А может, и нет. Кто знает. А кого ебёт?

Элисон и Дохлый обменялись короткими фразами, будто бы снова договариваясь насчёт ширева. Потом встали и вместе вышли из комнаты. Они казались вялыми и апатичными, но судя по тому, что они не вернулись, я догадался, что они ебутся в спальне. Почему-то тётки считают, что с другими чуваками можно разговаривать или пить чай, а с Дохлым можно только трахаться.

Рэйми рисовал карандашами на стене. Он жил в своём собственном мире, и это вполне устраивало как его самого, так и всех остальных.

Я задумался о том, что сказала Элисон. Келли сделала аборт на прошлой неделе. Если я пойду к ней, то обломлюсь её трахать, если даже она этого захочет. И потом, всякие там раздражения на коже, ссадины и прочая поебень. Нет, наверно, я всё-таки ебанутый придурок. Элисон была права. Я плохо разбираюсь в женщинах. Я во всём плохо разбираюсь.

Келли живёт в Инче, на автобусе туда не доберёшься, а на тачку у меня нет бабла. Может, отсюда и можно доехать до Инча на автобусе, но я не знаю, на каком. Беда в том, что я слишком уторчанный для того, чтобы ебаться, и слишком затраханный, чтобы просто разговаривать. Подошёл 10-й номер, я залез в него и поехал обратно в Лейт, к Жан-Клоду ван Дамму. Всю дорогу я радостно предвкушал, как он отпиздит того хитрожопого.

Торчковая дилемма № 63