Tasha 911 - Дверь скрипит, если…

Ты пожал плечами.

— Наверняка у него есть веские причины, чтобы отказаться.

Ты не хотел помогать Малфою. Какие бы блестящие перспективы ни представали перед Северусом, если он вернется в магический мир, ты вынужден будешь пойти следом. Тогда в молодой беременной жене профессора твои друзья узнают тебя, и ваш милый маленький мир с солеными помидорами, улыбками и малышом Джейми провалится прямиком в ад.

— Гордыня — достойный мотив? Он не хочет, чтобы кто-либо знал о том, что его способности утрачены. Ему не кажется, что дурная репутация — то, из чего следует извлекать выгоду. И вы — одна из причин, по которой он так считает.

— Я? — Ты ткнул пальцем в свою огромную грудь.

Малфой хмыкнул.

— Не эти сомнительные прелести. Я говорю о Гарри Поттере. Поймите, вы для Северуса — как незаживающая рана. Мы никогда не обсуждали его прошлое, которое открылось благодаря вашей болтливости, но, смею уверить, этот человек скорее согласился бы быть запертым в Азкабане, чем спасенным вами. Он искренне винит себя в смерти ваших родителей и Дамблдора и не понимает, как такое можно простить. Все ваши попытки ему помочь Северуса просто уничтожают. Он ненавидит вас за такую поверхностность чувств и фальшивое добросердечие, а себя — за то, что не может относиться к вещам проще. Может, он поэтому и боролся за жизнь, чувствуя, что расплатился недостаточно, чтобы закончить свой земной путь. Побег к магглам — его очередная епитимья. Снейп не хочет быть прощенным. Наверное, если бы вы от всей души ненавидели его, ему было бы легче.

Ты сел на стул напротив Малфоя и задумчиво взглянул в окно.

— Что же мне делать с тем, что я не испытываю к нему ненависти?

— Все еще хуже, — сообщил Люциус. — Вы его даже любите. Понятия не имею, как он это переживет. И даже трусливо не хочу знать. Может, поэтому и храню ваш секрет. Только ведь вы сейчас обладаете огромным преимуществом. Снейп позволит жене заботиться о себе. Вы ведь не Гарри Поттер. Пусть он в начале вашей беременности думал только об обязательствах по отношению к ребенку, но теперь многое чувствует к его матери. Ей он разрешает делать себя счастливым. Ну так какого черта вы останавливаетесь на достигнутом? Верните ему магию. Колдомедики почти уверены, что он сможет со временем ее восстановить. Это же Снейп, он всегда находил способы сделать себя сильнее. Нужен только повод. Согласитесь, что, вернувшись в магический мир, он не позволит себе хоть в чем-то уступать окружающим, будет усердно трудиться над воскрешением своей силы. А еще это на самом деле его место. И ваше, как ни крути, тоже.

— А вы — хороший друг, — сказал ты без особого энтузиазма.

Малфой выглядел так, будто его оскорбили.

— Это все Нарцисса и ее тревоги. Хорошая жена знает, как сделать так, чтобы ее беспокойство стало проблемой мужа. Ну что, Поттер, вы мне поможете?

— Я подумаю. Мы не говорили о его магии, но если такой разговор состоится и выяснится, что он действительно хочет вернуться, я поддержу его в этом решении. Обещаю.

Ничего добавить к сказанному ты не мог. Растерянность была слишком сильна. Ты действительно готов был сделать все возможное ради счастья Снейпа, но что будет с твоей собственной жизнью? Эгоизм говорил, что не стоит приближать начало конца. О себе ты тоже вправе подумать. Только от мысли, что для того, чтобы тебе становилось спокойнее, он будет продолжать себя казнить или торчать на нелюбимой работе, твоя ненависть к себе зашкаливала. От нее спас только стук в дверь.

— Уходите, — попросил ты Малфоя, надеясь, что он проявит хоть толику отрицаемого им сочувствия и не станет усложнять твою жизнь сильнее, чем уже успел это сделать.

Гермиона принесла тебе любимые пирожные из Косого переулка. Начинка в них чудесным образом пузырилась на языке и то и дело меняла вкус с клубничного на киви. Пока она снимала сапоги, на чем свет стоит ругая своего шефа, который так привык к повышенной работоспособности молодой сотрудницы, что никак не желал смириться с ее постоянными отлучками в обеденный перерыв, ты все прислушивался, не прозвучит ли хлопок аппарации. Что ж, Люциус Малфой был законченной сволочью. Стоило хоть раз начать заблуждаться на его счет, как он упрямо доказывал свою мерзкую сущность.

— А вот и мисс Грейнджер к нам присоединилась. — Малфой отметил ваше появление на кухне, обмакнув мясо в подливку.

Гермиона возмущенно взглянула на тебя.

— Что все это значит?

Ответил ей Малфой.

— То, что я в курсе маленькой мистификации мистера Поттера. Присоединяйтесь, пока еда не остыла.

Подругу его высказывание взбесило.

— Значит, Рону ничего нельзя говорить и пусть продолжает волноваться о тебе, а этот…

Ты ничего не ответил — в твои планы на этот день не укладывалось еще большее количество проблем. Когда ты попадал в неприятности, будучи слишком взволнованным, магия, которая изменила твое тело, проигрывала обстоятельствам, а ты не мог этого допустить, поэтому закрыл дверь, поднялся в спальню с пакетом пирожных и стал их жевать, совершенно не желая знать, закончится ли встреча на твоей кухне членовредительством.

Через три часа дверь в комнату скрипнула. Видимо, Гермиона исчерпала свой лимит проблем, с которыми может справиться самостоятельно. На пороге стоял Рон — растрепанный, в аврорской форме. Он бросил на тебя один короткий взгляд и спросил:

— Ты вправду был готов умереть, если не сможешь и дальше продолжать все это?

Пришлось честно кивнуть.

— Твою мать. — Потом он подошел к кровати, взял из твоих рук пакет и сунул в рот оставшееся пирожное. Словно пропихивая с его помощью обратно в горло готовые сорваться с губ слова.

— Презираешь меня? — Тебе просто необходимо было это знать.

Он покачал головой.

— Нет. Один раз я уже предал тебя, Гарри. Последствия были мучительными, и я поклялся себе, что ни за что не повторю подобный опыт. — Он лег на кровать рядом с тобой. — Знаешь, то, что ты делаешь сейчас…

— Не укладывается у тебя в голове?

Рон уныло смотрел в потолок.

— Нет. Мне кажется, я могу это понять. Гермиона напугана тем, что ей рассказал Малфой. Она боится, что в одиночку не вытащит тебя из этой ситуации.

— А меня не нужно никуда тащить.

Уизли нахмурился.

— Знаешь, еще в школе… До начала романчика с Лавандой я видел, что нравлюсь Гермионе. Она мне тоже очень нравилась. Я ревновал ее к другим парням и все такое, но была еще одна вещь, которая меня действительно беспокоила. Это сложно объяснить…

— Тогда зачем ты об этом говоришь? — Он пришел без криков. Хотелось быть добрым.

— Думаю, хоть раз, но я должен это сделать. Чтобы ты понял, что я действительно тебя не осуждаю. — Рон улыбнулся. — Помнишь нашу ссору на четвертом курсе? Тогда казалось, что меня все в тебе раздражало?