Роман Бубнов - Я, Перец

В памяти остались воспоминания о безумных пьянках с боевыми товарищами, о хороших сильных людях в погонах, которые поддержали в трудную минуту (я начал загибать пальцы, считая, и дошел до цифры пять).

Я вспомнил о бесконечно длинных и в тоже время коротких вечерах в служебные будни. Это когда ты приходишь домой, снимаешь форму, вешаешь её в шифоньер и понимаешь, что до завтра её одевать не придется. Что это твой вечер, что можно, наконец, потратить время на себя. И ничто, ничто не сможет этому помешать.

Я откинулся на спинку стула.

Вспомнил командующего, грозного генерал-лейтенанта, которого боялись даже злые бездомные собаки.

Солдатские судьбы – ребята с разных концов страны, с интересными, а порой и грустными историями из жизни.

Нашу больничку с сарайчике: медсестра, которая ночью не пустила меня за лекарством, приняв за наркомана, который хочет её изнасиловать. Загнивающие стопы солдат в кирзовых сапогах в жару – мальчишки бегали кроссы по несколько километров каждый обед, мозоли пузырились, прели и гнили.

Дедовщину, как после драки солдата с изуродованным лицом сержанты держали в казарме почти месяц и прятали от командира части, чтобы избежать неприятностей.

Историю нашего начальника клуба – молодого студента-лейтенанта, офицера – психолога, которого откопали послушником попа в какой-то деревенской церкви, заставили сбрить бороду и надеть военную форму.

Как служил небедный мальчик-рядовой из Москвы – жил в отдельной комнате при казарме с диваном, Интернетом и микроволновкой.

Как я больше года вкалывал на отдел воспитательной работы, и в итоге меня выпнули как шавку, лишив кварталки и загнобив морально. Что поделаешь, если ты – «отработанный материал».

Только что пришел к мысли, что плохих и обидных воспоминаний всё-таки больше. И чем больше вспоминаешь, тем тяжелее.

Моё оценочное суждение поэтому, всё-таки, останется в силе и по сей день: армия – это контора, в которой тебя по умолчанию считают скотом. Где за копейки тебя будут запрягать как вола и на твоем горбу выполнять планы с премиями для себя. И не важно, сильный ты человек или слабый. Сильных пытаются сломать и ломают, а слабых и вовсе превращают в рабов. У меня неоднократно были нервные срывы, самооценка вообще доходила иногда до нуля.

Вспоминаю ребят, превращавшихся на глазах в скрюченных забитых молчунов. Видел, как здоровые парни-лейтенанты спивались и скуривались, как опускались морально и деградировали как люди.

И не верьте телевизору. Не смотрите этот ущербный сериал «Солдаты». Всё это чистая бутафория – пропаганда армии. Враньё! Ни один военный не смотрит эту парашу.

Если есть возможность откосить законно – не раздумывайте. Если нужно где-то схитрить – не медлите.

Не жалейте денег на хорошего адвоката, судитесь с военкоматами, не подписывайте всё подряд.

Мой дедушка воевал в ВОВ. Он награжден государственными орденами, горел в танке, боевых медалей у него больше, чем у меня выслуг перед обществом. Жаль, что его уже нет с нами, но при этом я искренне рад, что он не увидел того, что стало со словом «боевой офицер» сегодня.

Я не допущу, чтобы мой сын служил в армии. Не допущу, чтобы его оскорбляли убогие сержанты с золотыми пуговками на плечах. Не допущу, чтобы его целый год эксплуатировали как раба на хозяйственных работах.

P. S. Блин, куда делась расписка: «Долг перед Родиной выплачен в полном объеме». Мне 100-пудово такую должны были дать.

Справа от меня сидела коллега и хвастала: «Моё самое больше достижение в жизни – моя семья» (муж и ребенок). Про то, что нет ни жилья, ни материальных благ, что муж – безработный лентяй, – лишь косвенное упоминание.

Я пытался понять тогда, почему у меня противоположная позиция. Почему я сначала решил жилищный вопрос, потом материально-финансовый и только потом стал думать о семье и прочем. Наверно, потому, что хотел приходить после напряженного дня именно в свой дом.

Я снимал жильё в конце 90-х и помню, что значит пришел хозяин и поставил перед фактом: месяц на выселение с вещами. И не важно, что на дворе зима, и переезжать не хочется. И что сделан мелкий ремонт своими средствами в ванной комнате, что уже привык я и подстроился к маршруту до учебы и обратно.

Наверно то, что всё в жизни неидеально – и есть ответ на мой вопрос. Почему если я такой умный весь из себя и пишу эту книгу – я разведенный человек без счета в Швейцарском банке?

По этой же причине я терпеть не могу, когда у кого-то на рабочем столе стоят фотографии жены в купальнике на Мальдивах, дети с чуньками, измазанными вишней, семейные портреты на фоне Кремля.

Всё это не канает. Это отлично смотрится дома на полке, но никак не у рабочего монитора рядом со степлером.

Да, и…

Особенно плохо, когда у одинокой женщины на столе стоит фото себя любимой с цветами – худшее проявление одиночества.

На мой взгляд, афишировать личную жизнь на работе можно только в устоявшемся коллективе и в подходящих ситуациях – пьянки, праздники и пр.

Не знаю, как там по Фэн-шуй, но по-русски у нас зачастую всё через одно место.

Всегда тяжело понимал коллег, которые после отпуска выкладывали свои пляжные фотографии в одноклассники: «Смотрите: это я и моя жена на море! Да, она красотка – я знаю, спасибо. Ой, тут у неё соски просвечивают – где тут кнопка delete?

Это одна из причин, почему я осторожничаю в социальных сетях. У вас завтра встреча с важным человеком? Наберите его ФИО в поисковике. А вот и он, вот и фотки. Так, смотрим: помешан на домашних животных, любит ходить в сауну, побрил зачем-то грудь…

Я против того, чтобы все подряд имели доступ к моим личным данным: к фотографиям, контактам друзей.

Я задумался об этом, когда сидел в очереди за документами на бирже труда.

Вроде бы нестрашная девушка лет 26 рассказывала соседу напротив про свою жизнь.

В 18 лет, учась в ПТУ она залетела по любви от какого-то колдыря. Он, разумеется, сдулся и исчез, а она гордо и невозмутимо решила рожать. Учебу пришлось бросить. Родила. Помощи от родителей не было, они почти отказались от неё – пришлось идти на подработки: расклеивать объявления на остановочных комплексах. Денег и свободного времени хватало только на ребенка, сама питалась какими-то отрубями, спала по 5 часов в сутки. Одежда износилась, на новую денег не было. Образования нет. Мужчины тоже. На хорошую работу не брали. А ребенок подрастал, надо было вносить первый взнос в ясли.

Пришлось идти на вторую работу: мыть подъезды и сортиры. В итоге её в кризис везде сократили, и пришлось встать на биржу, чтобы сводить концы с концами на государственное пособие.