Виктория Абзалова - Вопросы цены и стоимости

Не радовался только Фейран, чувствовавший себя примерно как полководец, выигравший решающее сражение, но неприятель почему-то не только не торопился сдаться, но и донесения о его действиях приходили какие-то странные.

Во- первых, лихорадка судя по всему доконала сердце юноши, без того измученное потрясениями, нервным и физическим истощением, и навсегда оставила ему после себя как минимум сердечную недостаточность. Про некоторые другие признаки пока не хотелось даже думать, как будто если он не назовет их, то эти последствия последнего избиения обойдут несчастного мальчишку стороной, хотя ничего невероятного в таком развитии событий не было, и что с этим делать многомудрый лекарь не знал… Но настоящее беспокойство вызывало другое.

Сразу после полученных ударов, Равиль еще соображал достаточно, чтобы успеть вскрыть себе вены. Позавчерашней ночью он тоже явно узнал Айсена, одновременно скорее всего проникаясь пониманием, что умереть ему не дали и теперь уже не дадут. Но утром растерянно и тревожно нахмурился, словно вовсе не понимая, что за человек перед ним. Дальше: при осмотре присутствие Хедвы оставило парня абсолютно равнодушным - и в плане того, что тетка приехала и ухаживает за ним, и в плане того, что она видит и дотрагивается до его обнаженного, исхудавшего до состояния скелета тела. Зато самые невинные прикосновения лекаря заставляли юношу вздрагивать и сжиматься, пока обернувшаяся пыткой процедура не закончилась очередным приступом.

Кое- как его удалось свести на нет, но проснувшись и увидев рядом с собой тихо плачущую женщину, Равиль разволновался так, что успокаивать его пришлось уже всем, удерживая рвущееся тело в шесть рук, чтобы юноша не повредил себе и заливая снадобьями. К счастью, скудных сил хватило не намного, но то, что последовало потом было еще страшнее: Равиль отвернулся от них и молча, без единого всхлипа заплакал.

Все трое избегали смотреть друг другу в глаза. Никто не решался первым озвучить жуткую истину, заключавшуюся в том, что шок психологический и травма оказались чересчур сильны для одного, пусть даже очень упрямого и сильного мальчика, и его рассудок оказался поврежден даже больше, чем тело… и самое страшное, что в этом тоже не было ничего удивительного.

Это и рассказывал Фейран Мадлене Кер, которые наравне с Давидом обеспечивали их в эти дни всем необходимым. Суровая госпожа давно сменила в отношении него гнев на милость, а со старшим братом при всей разнице в образе жизни в этот приезд они удивительным образом сблизились, и причина этому была одна - каждый по разному, они любили одного человека, чье счастье, как весеннее солнце, бескорыстно дарило свои лучи всем вокруг. И спокойная поддержка женщины, бессловное одобрение брата, необъяснимым образом помогли сейчас найти в себе самом силы и уверенность, чтобы чуть позже поддержать ласковым словом ли, жестом любимого, разделить чужую беду, давая и им возможность хотя бы перевести дух и собраться силами.

Он уже прощался с Мадленой, торопясь вернуться на свой пост, когда заметил выходившего вместе с Филиппом человека, и что-то непонятное, необъяснимое вновь кольнуло в груди при виде как всегда преуспевающего мэтра Грие…

Отстраненный кивок в сторону торговца, как и вопрос, не вызвали удивления у Мадлены. Естественно, что мужчины были знакомы, не говоря уж о том, что когда-то именно Ожье благополучно доставил в безопасное убежище замученного инквизиторами мальчика, ставшего ей приемным сыном, и ее непутевого деверя.

- Как говорится, - задумчиво заметила в ответ женщина, краем глаза вдруг отмечая, что Грие несвойственным ему нервным жестом тщательно расправляет рукава дорогущего кота, не переставая слушать ее мужа - уж если Бог кому помогает, то и потом не оставляет, а помогает Он тем, кто помогает себе сам! Со всем наследством, уже сейчас Ожье полТулузы скупить может, но большие деньги это большие заботы… Может он и прав, что решил с семьей переехать, куда повыгоднее. Да и сам знаешь какой у нас край, под Богом ходим… Хотя, где сейчас спокойно! Фесс…

Фейран что-то рассеяно отвечал ей уже у ворот, в дальнем уголке души все же привычно подосадовав на то, что им с Айсеном не удалось вернуться домой, к своей обычной установившейся жизни так скоро, как планировали.

Однако отвернуться от затравленного, загнанного как зверя юноши было бы оказывается даже не подлостью, а попросту убийством. Хорошо, конечно, что у Равиля есть настоящая семья, которая только рада будет о нем позаботиться, но как врач у постели больного, хаджи Фейран тоже не может с легким сердцем оставить свой пост хотя бы до тех пор, пока Равиль не придет в относительно безопасное и стабильное состояние, чтобы добросовестно передать его на чужие руки.

Тем более что разговор в этом ключе с Айсеном, мужчина даже не пробовал представлять. Настоящее солнце светит любому, кто на него взглянет, и если его синеглазый ангел хочет кому-то помочь, то Фейран будет только счастлив, если все получится!

Зато мэтр Грие, по-видимому, отнюдь не торопился вспомнить о жестоко использованном им с Ташем, перемолотом в жерновах корысти и низости мальчике, судя по всему решив для себя, что раз нашлось кому подобрать парня, - то с господина купца и спрос невелик…

Идя неприметными проулками к их временному пристанищу, мужчина мог только качать головой: про то, что сам он не подарок и наворотил такого, что еле расхлебали сообща, - объяснять и повторять не надо было. Пожалуй, только такое чистое сердце, как у Айсена и способно еще его любить… Без пафоса, безоглядно, преданно, открывая для обоих истинный смысл существования.

Но даже в самые безумные свои приступы ревности, Фейран не мог помыслить, допустить, что кто-то снова причинит его мальчику боль! Да, логика в том была весьма своеобразной и изощренной: с толикой наслаждения, от которой бесполезно отказываться, смотреть на слезы отчаяния любимого, но сунься тот же Грие чуть ближе тогда, и даже сам Магнус - в горло бы впился, чтобы захлебнуться теплой кровью негодяя, посмевшего причинить зло юноше! Так что… О нет, ревнует не тот, кто любит, ревнует тот, кто боится, что не любят его!

Однако ревность - это та же страсть, а всякая страсть - неистово кипит, как забытое ведьмой на огне варево. Зная норов торговца, тем более нужно было ожидать извержения Везувия…

А между тем, мэтр Ожье безмятежно хлопотал о делах, перевозил разросшуюся семью в Марсель, и даже обменявшись взглядами с тем, кто на его же глазах пытался зашить искромсанные руки беззвучно, но истово повторявшего его имя мальчишки, - только вежливо кивнул, здороваясь… И Фейран окончательно отбросил от себя тот слабый зародыш мысли, рассказать Грие о нынешнем состоянии Равиля и просить помочь.