Ольга Лазорева - Русская гейша. Во имя мести

– «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан. Не входи, родимая, попусту в изъян. Рано мою косыньку на две расплетать. Прикажи мне русую в ленту убирать! То ли житье девичье, чтоб его менять. Пущай, не покрытая шелковой фатой, очи молодецкие веселит собой!..», – пела я тихо и протяжно, закрыв глаза и уносясь мыслями в просторы русской степи с небольшими островками берез и сосенок.

Закончив, я открыла глаза и немного виновато глянула на своих слушателей. Но они оба улыбались и синхронно кивали головами, совсем как игрушечные фарфоровые болванчики. Я поклонилась и передала сямисэн господину Онодэре. Он что-то сказал, восхищенно закатывая глаза.

– Сэнсэй доволен, – перевела госпожа Цутида. – Это стиль минье, то есть народная песня. Это так?

– Да, – подтвердила я. – Это русская песня о красном сарафане, в котором по традиции девушек выдавали замуж. Но тут говорится о девушке, которая не хочет выходить за нелюбимого и просит свою мать не шить ей красный сарафан.

Они слушали, вежливо улыбаясь, но, по-моему, плохо поняли суть.

«Вот и я, как могу постичь за короткий срок всю суть японской культуры, несомненной частью которой является гейша? – подумала я. – Поэтому, не буду очень углубляться. Ведь все равно не смогу объять необъятное! Просто перейму основные понятия».

После занятий я отправилась в гостиницу, по пути зайдя в маленький ресторанчик и взяв себе сасими – ломтики сырой рыбы с приправами. Я почему-то беспрерывно думала об Антоне, хотя секс с ним, в принципе, оставил меня равнодушной. Я получила чисто механическое удовольствие оттого, что меня гладит, ласкает, целует молодой сильный самец, который, к тому же, был мне приятен физически. Но того трепета и почти обморочного наслаждения, которое я чувствовала, находясь с Петром, даже близко не было.

«И, наверное, это хорошо, – решила я, проанализировав свои ощущения. – Мне влюбляться в кого бы то ни было, совершенно не стоит. Да и не смогу», – помрачнела я.

И позвонила Антону. Но он не ответил. Подождав, я перезвонила, но опять лишь прослушала длинные гудки.

«Ну и ладно! – разозлилась я. – Как всем мужикам, ему, видно, нужно только одно. И, получив, он отвалил».

Я поехала в гостиницу и, приняв душ, упала на диван. Потом взяла купленную недавно книгу «Японская мифология» на английском языке и начала читать. Не заметила, как задремала.

Разбудил меня телефонный звонок. Это был Антон.

– Да? – нарочито равнодушным голосам ответила я и даже зевнула.

– Я тебя разбудил? – торопливо и виновато спросил он. – Извини. Просто я только что обнаружил, что ты звонила.

– Да, звонила, – немного раздраженно сказала я. – Но ты был, видимо, очень сильно занят. У тебя сегодня, насколько я помню, выходной.

– Я был на концерте.

– Опять на свою женушку-изменницу любовался? – ехидно поинтересовалась я. – Тебе нравится, что ли, изводить себя?

– Это не твое дело, – сухо ответил Антон и замолчал.

«И правда, – подумала я. – Чего это я кидаюсь? Мне-то что?»

– Давай встретимся, – наконец, прервал он молчание.

– Давай, – охотно согласилась я уже другим тоном. – А ты где?

– Только что вышел из концертного зала «Наримасу». Ты вот что, подъезжай на станцию «Хигаши – Гиндза». Там совсем рядом театр Кабукидза. Возле него и встретимся.

Но на метро я, конечно, не поехала. Разбираться в этом сложном переплетении токийской подземки мне совершенно не улыбалось. И я взяла такси, по своему обыкновению. Когда подъехала к зданию театра, Антон уже был на месте. Увидев меня, он расцвел какой-то детской улыбкой, а потом начал ворчать, что такси в Токио невозможно дорогое, что так никаких денег не хватит и что «наши люди в булочную на такси не ездят». Я лучезарно ему улыбнулась и поцеловала весьма недвусмысленно. И он тут же замолк.

– И какие планы? – спросила я.

– Хочу пригласить тебя на спектакль «Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки».

– Это пьеса Кабуки? – уточнила я. – Но ведь больше трех часов!

– Зато увидишь «живое национальное сокровище».

– Это еще что за зверь такой? – рассмеялась я.

– Актер Накамура Гандзиро III. Ему под пятьдесят, кажется, а он прекрасно играет женские роли. Так называемое, амплуа оннагата, – сказал Антон и потащил меня к театру.

Мы купили билеты на стоячие места и надели крохотные наушники, чтобы слышать английский перевод. Я внимательно следила за игрой актеров, изучала красочные сложные костюмы и выразительный грим. Действие было необычайно насыщенным, и включало в себя и диалоги и игру на музыкальных инструментах – я с удовольствием заметила сямисэн в руках у одного из актеров – и декламацию стихов. Вспоминая наши самодеятельные спектакли, я сейчас понимала, как мы были далеки от оригинала. Мы постоянно носились по сцене, выражая эмоции движениями, что было традиционным для русского театра. А японские актеры могли четко выразить все эмоции простыми и даже скупыми жестами, иногда оставаясь на месте довольно долго.

«Национальное сокровище» играл роль несчастной и прекрасной О-Хацу. Он действительно был великолепен и очень точно передавал движения, повадки и чувства молоденькой наивной девушки. Но примерно через час я почувствовала, что устала и проголодалась, и без стеснения заявила об этом Антону. Он послушно оторвался от созерцания действа, и мы покинули театр.

– Тут очень дорого, – заметил он, когда я решительно двинулась к светящейся вывеске «Сантори – бар».

Я уже знала, что это престижная японская марка алкоголя. И даже как-то пробовала очень неплохой виски «Сантори».

– А что ты предлагаешь? С голоду умереть?

– Ну почему же! Стоит только отойти отсюда на несколько кварталов и цены будут намного ниже, – уверенно заявил Антон и взял меня за руку.

И мне стало уютно и приятно от прикосновения его мягких прохладных пальцев. Скоро мы нашли маленький ресторанчик с французским названием «Mon Ami» и зашли туда. Я взяла себе пышные и теплые круасаны и чашку капучино. Антон последовал моему примеру.

– Уже довольно поздно, – сказал он, отпивая кофе и облизывая светлую пену, смешно прилипшую к его верхней губе.

Мне захотелось немедленно поцеловать его, но я сдержалась. В кафе, наряду с иностранцами, было полно японцев. А я уже успела вникнуть в их консервативные нравы. Я увидела, что Антон тоже смотрит на меня с явным желанием. Расплатившись, мы встали и вышли на оживленную, несмотря на поздний час, улицу. И пошли без всякой цели, куда глаза глядят.

– А ты заметила, что сакура не только розовая, как обычно о ней пишут в стихах? – неожиданно спросил Антон.

– Но она еще и белая и даже темно-розовая с красноватым оттенком, – продолжила я и засмеялась. – Заметила, конечно. Но почему ты спросил об этом? Ведь сакура уже отцвела.